Время для охоты было неурочным: обычно она проводилась осенью. Но кто смеет указывать царю царей уместность или неуместность каких-либо его действий?
"Нашёлся один, смевший спорить, думая, что военные заслуги спасут его от гнева шахиншаха, да ошибся. Имам Кули-хан* стал примером того, как опасно противоречить повелителю. Да и вообще он мне давно не нравился — вроде бы ещё его отец ислам принял, однако что-то гяурское в нём оставалось. Всегда найдется, кому войско в бой водить, и без него. Если понадобится, сам поведу, у меня, шахиншаха, это наверняка получится не хуже, чем у какого-то армяшки".
Выросшему среди женщин, а не среди войск, Сефи уже приходилось вести воинов на выручку Тебриза, но Мурад, разоривший и город, и окрестности, тогда боя не принял, отошёл. Намеченной цели похода — разорения провинции Хамадан — он уже к тому времени добился. Рисковать армией вдали от своих городов, с чрезмерно растянутой линией снабжения, султан не стал. Победы над Персией он домогался целенаправленными действиями по созданию максимального урона противнику. В чём немало преуспел, даже шах почувствовал, что дело может обернуться очень неприятно.
Главный ловчий и сокольничий вышли. Шахиншах посомневался, не посетить ли гарем ещё раз — некоторое томление в чреслах наблюдалось — или сначала пообедать? Тяжёлые раздумья прервал эшик-агасы-баши (глава начальников порогов, главный церемониймейстер). Не так торжественно, как это делается в Европе, зато с куда более заметным почтением к повелителю, не поднимаясь с колен, он сообщил, что в приёмной ждёт позволения переговорить с падишахом осман.
— Какой осман? — непритворно удивился, можно сказать — поразился, Сефи. — Никаких приёмов на это время я не назначал.
— Он прибыл недавно и почтительно ожидает Вашего, о Светоч мира, позволения предстать перед вашим просветлённым взором.
— Ну, пусть ещё подождёт. Эээ… месяц, или два. Я его не приглашал. Надоели эти послы от пограничных беглербегов**.
— О, царь царей, с ним ожидают приёма курчи-баши (командир курчи (тюркской гвардии) и ополчения кызылбашей) и куллар-агасы (командир воинов-рабов, гулямов). Они также умоляют о счастье увидеть Вас, повелитель…
Сефи удивлённо поднял брови. Командиры гвардии входили в число людей, которым он хоть условно, но доверял. По пустякам они шаха беспокоить точно не стали бы.
— И с чего это вдруг командиры моей гвардии вдруг вздумали сопровождать простого гонца? Опять, наверное, у осман что-то приключилось? Уж не с последним из оставшихся в живых Османов, сумасшедшим Мустафой?
— Осман не гонец, царь царей. В приёмной тебя дожидается беглербег Эрзерума Кенан-паша. У него какое-то важное поручение для твоего царственного слуха, о потомок Пророка!
— От кого у него может быть поручение? У них нет сейчас законной власти, а мои генералы мнутся, когда я предлагаю пойти и присоединить к нашим владениям если не всё их государство, то восточные провинции Анатолии, хотя бы. И Сирия нам… очень не помешала бы…
— О, любимец Аллаха, позволь ему самому рассказать обо всём! — очередным поклоном с колен сопроводил свой ответ церемониймейстер.
Сефи ещё немного потянул время, не желая сразу давать ответ, уже понимая, что посланника необходимо принять.
— Ладно, зови!
Не поворачиваясь к шахиншаху задом, не поднимаясь в полный рост, эшик-агасы-баши вышел из покоя. Почти тут же, с положенными церемониями, в него то ли вошли, то ли вползли гвардейские командиры и посланник из Османского султаната. Если первые два были, как и положено настоящим мужчинам, с бритыми подбородками и затылками, длинными усами и чубами, то осман сиял бритой головой, но половину его лица прикрывала длинная борода. Шах поморщился. Хотя налог на бороды он отменил, по многочисленным просьбам местного населения, бородатые вызывали у него раздражение.
Судя по голубым глазам и светлой бороде, паша был из янычар, что для еретиков-османов, по мнению шаха, было в порядке вещей. После положенных великому государю приветствий, совсем не коротких, речь*** сразу зашла о деле. Отступил от положенного ритуала предварительного переливания из пустого в порожнее сам Сефи, уж очень захотелось ему узнать причину появления посланника. Беглергбега из воюющего с его страной государства на такой поступок могли подвигнуть только чрезвычайные обстоятельства.
Кенан-паша шаха не разочаровал. Он приехал просить о мире.
— …объяснить, каким образом эти, вероятно, выдуманные, венецианцы смогли взорвать одновременно сразу четыре мины возле моста, да как раз в момент нахождения на нём падишаха, руководство оджака не смогло. Пишут какую-то несуразицу и ссылаются на величие Аллаха. Да мы и сами знаем, что Аллах воистину велик и всемогущ! Но причём здесь кяфиры-франки?
— И вы сочли, что убийство Мурада — их рук дело?
— А что нам остаётся думать? Без помощи охранников султана такое подлое убийство совершить было невозможно. Ну, а венецианцев приплели для отвода глаз черни. Только глупые райя способны поверить в этот бред. Да и желание оджака объявить султаном одного из принцев Гиреев… мы не согласны с ним. Посовещавшись, руководители Анатолийской армии, бейлербеи Анатолии и Сирии решили провозгласить султаном и халифом Исмаила, сына халебского бейлербея Ахмед-паши и дочери Ахмеда III. Учитывая, что бабушкой Ахмеда-паши была дочь величайшего из султанов, Сулеймана Кануни, мы решили, что его сын наиболее подходит для наследования власти. Великим визирем избран бывший бейлербей Анатолии Гюрджи Мехмед-паша.
— А как же последний из оставшихся в живых Османов, Мустафа?
— Мы не будем покушаться на его священную жизнь, но, увы, он безумен и бесплоден. Его даже проклятые казаки, разграбившие и спалившие Истамбул, не тронули.
— Как, у вас и столица сожжена? Когда? — шахиншах бросил недобрый взгляд на командира гулямов, отвечавшего за разведку. Тот был также поражён этим новым, для Исфахана, известием.
— Мы сами узнали об этом совсем недавно, незадолго до моего выезда из Анатолийской армии. Эти шайтановы дети проскочили мимо укреплений в проливе, ворвались в город и начали его грабить. Заодно все корабли позахватывали или сожгли. А пограбив, подожгли город со всех сторон, там, говорят, погибла чуть ли не половина жителей.
— Неужели в городе не было кому его защитить?
— Так в том и дело, что было! Сам не знаю, как этим проклятым гяурам удалость такое провернуть. Воистину — они дети шайтана и он им помогает! Вести оттуда идут опять-таки долго до востока Анатолии. Но я сюда не о Истамбуле договариваться приехал. Какой ответ, о великий шахиншах, вы дадите на наше предложение?
