— Как это — «мои люди»? — удивился князь. — Ты что, борода, мелешь?!
— Ну, не твои, — замялся торговец, опустив раскосые глаза. По-славянски он говорил хорошо, чисто. — Не твои, так наместника твоего, воеводы Снорри.
— Откуда знаете, что его те воины были?
— А те, нас изобидеша, сами похвалялись, — вступил в разговор другой купец, в чалме и с длинной бородой, крашенной охрой. — Говорят, за то, что ваши людишки дань нашу забрали, мы вас бьем волею воеводы ладожского, чтоб неповадно было!
— Так нам никакой торговли не будет! — наперебой принялись жаловаться купцы. — То хазары забижают, то печенеги, то ваши.
— Разберусь с вашим горем, разберусь, — сурово сдвинул брови князь. — Виноватых накажу строго. Конхобар! — Он обернулся к Ирландцу. — Выслушай каждого, потом доложишь.
Отправив булгарских купцов с Ирландцем, Хельги поднялся в горницу. Отпустив Найдена, задумчиво зашагал из угла в угол. Обида купцов — непростое дело. Захиреет торговля — Ладоге, да и всей земле Русской, прямой убыток. Да еще как коварно придумали — «волею воеводы ладожского»! По всему, выходит, немедля ехать с дружиною — разбираться. Ну что ж, в общем-то, почти в те места и собирался, правда, чуть севернее. Проводник верный нужен… Ха! Так ведь Найден как раз те места как никто другой знает, хаживал когда-то. Кликнув слугу, Хельги велел немедленно вернуть тиуна. Дождавшись, указал рукой на лавку, выложил на стол широкую вощеную дощечку, писало, провел линию.
— Вот, Найден, Воложба-река… Как от тех мест пройти к Келагастовым землям?
— Да просто. — Тиун усмехнулся, взял в руку писало. — От Воложбы до Паши-реки почти совсем рядом. А там и до земель Келагаста рукой подать.
— Значит, туда и пойдем… А если севернее от Паши взять, нет ли там какой-нибудь крупной реки?
— Как не быть, княже? Оять-река, в Нево-озеро-море впадает.
— Хорошо, — улыбаясь каким-то своим мыслям, тихо промолвил князь. — Ну-ка, Найден, кликни-ка мне Ирландца…
Расстроенные, возвращались с ладожской пристани Вятша с Твором. Целый день, с утра до позднего вечера, шлялись по торжищу, да не одни, с воеводой-наместником Снорри, с дружиною. Всякого «живого товару» пересмотрели — нет, не показалась нигде Радослава, словно сгинула. Может, и в самом деле?
На глаза Твора навернулись слезы. Неужто зря все? Вятша положил руку ему на плечо.
— Не кручинься, друже. Разыщем мы сестрицу твою, обязательно разыщем!
— Да как теперь разыщем-то? — уже не сдерживаясь, захныкал Твор. — Поздно уж, поздно…
— Ничего и не поздно! — решительно заявил Вятша. — Радослава твоя — у варяжских гостей, так?
— Ну, так… если не продали еще.
— Может, здесь и не продадут. Увезут за море.
— Вот уж утешил…
— Да ты не обижайся, лучше послушай. Варяги здесь долго стоять будут, покуда торг, покуда булгарских да хазарских гостей подождут… А ведь скучно им… Наверняка к знакомцам своим ладожским пойдут, к варягам, а там кто-нибудь и проболтается, даже наверняка похвастает этакой-то красой. Ведь сестра твоя — красавица!
— Ну да, скажешь тоже, — хмыкнул сквозь слезы отрок, потом, подумав, согласно кивнул: — Вообще-то, да, не уродка…
— Значит, нам надо что? Переговорить со всеми слугами местных варягов!
— Ничего себе! — присвистнул Твор. — Тут же этих самых варягов — тьма!
— Ну да, много, — согласился сотник. — Но все же их вполне можно проверить. Мне скоро в поход, с князем, а вот тебе нечем будет заняться.
— Я же с вами хотел!
— Лучше сестру поищи. На первых порах и я тебе помогу, пока время есть. Вот что, имеется у меня тут один знакомец, Найден. Должность немалую имеет — тиун. Много чего про всех знает.
— Так, думаешь, поможет он?
— Конечно, поможет, тут и думать нечего.
— Так идем же скорее в его хоромы!
Вятша посмотрел на загоревшиеся глаза парня и усмехнулся, и в самом деле — почему б не пойти? Князь, правда, на пир звал… Да ну его, этот пир. Вятша вдруг вспомнил волнистые каштановые волосы Радославы, тонкий стан, сложенные в насмешливой улыбке губы, глаза цвета майского неба… Неожиданно покраснев, он схватил Твора за руку.
— Не спеши, парень, сворачивай. Вон они — хоромы тиуна Найдена.
— Вот этот вот хилый частоколишко? — не поверил отрок — Да там, поди, одна избенка уместится да худой амбаришко. Нешто тиун так живет?
— Пошли, пошли, там увидишь. — Обхватив приятеля за плечи, Вятша чуть не силком поволок его ко двору тиуна.
Найдена пока не было — нежданных гостей встретила юная супружница тиуна — Малена, девица приятная, смуглявая, темноволосая, улыбчивая, только вот где-то глубоко в глазах ее затаились неизбывная тоска и боль. Чувствовалось — немало лиха хлебнула на своем коротком веку дева. Еще бы… Изгойка, не нужная никому в роду, опозоренная, бежала прямо в лапы волхва Вельведа, проникшего ко двору Хельги — тогда еще наместника Рюрика в Ладоге — под видом огнищанина Борича. Запугал Борич младую деву, запутал, использовал как наложницу, бил. А потом, как вырвалась-таки от него Малена, обрела свое счастье с Найденом, да вот детей не давали боги…
— Варяги? — Не дожидаясь возвращения мужа, Малена быстро накрывала на стол: овсяная, заправленная толокняным маслом, каша с шафраном, свежеиспеченные лепешки, уха, жаренная на вертеле рыба. — Я и без мужа про них вам обскажу. Ну, перво-наперво, Ульф Сломанная Стрела, он за детинцем сразу живет, потом Рагнар из Река, смешной такой, рыжий, затем Альв Скъордсен, торговец кожами, братья Ульдсы, свечники, ах да… чуть не забыла — сосед наш, Торольв Ногата! Богатый, у него сам Хельги-князь когда-то гостевал. Пошли-ка во двор… Во-он, видите, кузница?
— Угу.
— Рядом — куст, потом орешник, а вот там, левее, крыши. Это и есть усадьба Торольва. К нему много знакомцев приплыло, недавно хаживал в гости.
Вятша погладил собаку и взглянул на хозяйку.
— А ты знаешь кого-нибудь в усадьбе Торольва?
— Хм… — Малена задумалась, смешно наморщив нос. Потом вдруг всплеснула руками: — Да как же! Ходит тут один парень к ручью, что в овраге…
Сколько себя помнил, Стемид, сын Гуннара-бонда из Трендалага, всегда завидовал всем. Старшим братьям — за то, что они сильнее, сестрам — за то, что, может быть, выйдут замуж за богатых, отцу — за то, что имеет дом, пару лошадей, коров и одноглазую наложницу Секкью. Так и рос с ощущением постоянной зависти в сердце. Отец вскорости умер, братьев сгубили разбойники, а Стемид, в одночасье став обладателем кривой рабыни и еле-еле дышавшего хозяйства, быстро избавился от всего и попытался было осуществить заветную свою мечту стать купцом, то есть добиться богатства и счастья. На мечту, впрочем, не хватило ни средств, ни умения. Сдуру вложив все серебро в партию кож, Стемид купил место на кнорре одного из скирингсальских купцов и отправился в свое первое плаванье, которое стало и последним его коммерческим предприятием. Попав в бурю у берегов Ирландии, корабль пошел ко дну, напоровшись на скалы, а Стемид и те несколько приказчиков, которым удалось спастись, попали в рабство к одному из правителей Улада — королевства на самом севере Изумрудного острова. В рабстве Стемид долго не прожил — бежал с попутным судном в Англию, потом оказался в ватаге Рагнара Мохнатые Штаны, затем уже после смерти этого славного хевдинга, пристал к Рюрику, как раз отправлявшемуся в Гардар. Столь бурная судьба — впрочем, довольно обычная для норманна — научила Стемида многому. Не выделяясь ни силой, ни храбростью, он брал другим — хитростью и коварством, ошибочно принимаемыми многими за ум. Давно усвоив, что главное для человека — богатство и власть, Стемид шел к своей цели, ничего и никого не стесняясь и зарабатывая на всем, что попадется под вороватую руку. Вот и сейчас, прибыв вместе с дружиной Олега в Ладогу, Стемид углядел покачивающийся у причала знакомый корабль — судно Гнорра Ворона и сразу же начал прикидывать, что бы еще можно было выжать из купчины. Так ничего и не придумав, Стемид поддал ногой валявшийся на пути камень и направился к ладье просто так, наудачу. На этот раз ему не повезло — хозяина на судне не оказалось. Как ответил приказчик Рулав, тот отправился промочить горло в корчму Ермила Кобылы. Услыхав о корчме, Стемид повеселел — Ермила Кобылу он помнил еще со времен Рюрика, а потому решительно зашагал в направлении питейного заведения Ермила. Хозяин корчмы, мосластый, с вытянутым, и впрямь напоминавшим лошадиную морду, лицом, не узнал посетителя или сделал вид, что не узнал: и то и другое совсем не позволяло надеяться на дармовую выпивку. Впрочем, Стемид не отчаивался, бывали в его жизни обломы и покруче. Подозвав слугу, уселся на краю лавки, пододвинув ближе большую деревянную кружку, да, намочив усы в браге, принялся слушать, о чем болтают люди. Несмотря на поздний час — солнце уже давно село, — в корчме народу хватало: купцы, торговцы кожами, ремесленники, менялы, воины. Во дворе, под липой — народец попроще: судовщики, кожемяки, охотники. Поискав глазами Ворона, Стемид увидел его в компании купцов и уже хотел было подойти, да Гнорр вдруг обернулся к хозяину и что-то ему сказал, кивнув в сторону только что вошедшего в корчму Торольва Ногаты — человека в Ладоге уважаемого и известного. Изобразив на лошадином лице несказанную радость, корчмарь подошел к припозднившемуся посетителю, провел, усадил рядом с Гнорром. Стемид бросил на них завистливый взгляд: сразу было видно, купчины задумали какое-то совместное предприятие, а Стемиду опять вот не повезло — завтра, вернее уже сегодня, он должен был отправиться с дружиной в дальние леса, вразумить отбившихся от рук старост. Нельзя сказать, чтоб мероприятие это так уж тяготило Стемида, карательные походы обычно проходят весело — и добра можно поиметь, и девок, — однако извечная зависть не давала покоя, нашептывала; эвон, купчишки-то только и делают, что серебро считают, особо ничем не рискуя, а тут бегай по лесам неизвестно зачем, ищи стрелу в брюхо или топор в голову. Совсем уж разобиженный, Стемид сплюнул и вышел во двор, под липу, остановился, вытирая вымоченные в браге усы. Кто-то неслышно подошел сзади.
