Глава девятнадцатая
Высокая награда. Надо ехать в Пуэрто-Рико. «Комсомольская правда» и другие
После моей поездки в Ленинград и разговора с Леонидом Ильичом, прошло чуть больше трёх недель. Не считая праздничных дней (майские праздники в СССР народ любил почти так же, как Новый год) время прошло в разнообразных делах и заботах, связанных, в основном, с разработкой и внедрением новых революционных технологий, а также испытаниями гравигенератора на различной технике.
Испытания большей частью давали ожидаемые результаты и открывали великолепные перспективы. Хотя не обходилось и без накладок — порой трагических.
Так, третьего мая, при испытаниях реактивного самолёта МиГ- 23 с установленным на нём гравигенератором, погиб пилот Константин Ивашевич. Были ещё нештатные случаи на другой технике. Все, связанные с человеческим фактором — пилоты и водители боевых и гражданских машин не осознавали, что масса машины отличается от её веса. Умом-то понимали, а вот осознать это всем своим организмом до последней клеточки получалось отнюдь не сразу. Обманчивая лёгкость заставляла совершать ошибки, которые вели к поломкам и травмам. Слава Создателю, погиб только один человек — уже упомянутый пилот. Но я знал, что это только начало, и смерти ещё будут. Никуда не денешься, за технологические рывки подобного масштаба надо платить. Так было, есть и будет.
Всё шло планомерно и даже где-то рутинно вплоть до семнадцатого мая, а затем события понеслись вскачь.
Семнадцатого мая тысяча девятьсот семьдесят третьего года Указом Президиума Верховного Совета мне, совершенно неожиданно, присвоили звание Героя Советского Союза. Как было написано в Указе: «За проявленные мужество и героизм при спасении пассажиров авиарейса 2420 Ленинград-Москва 23 апреля 1973 года».
— Заслужил, — сказал мне Леонид Ильич, лично вручивший высшую награду СССР. — Носи с честью.
— Служу Родине, — ответил я не по уставу. Откуда ему взяться, если я даже военную присягу пока не принимал? Самый молодой Герой Советского Союза за всю историю — из тех, кто получил это звание живым, так мне сказали.
А утром восемнадцатого мая, в пятницу, на следующий день после торжественного вручения мне ордена Ленина и медали Золотая Звезда, позвонил директор Пулковской обсерватории Владимир Алексеевич Крат. Трубку, как обычно, взяла сестра Ленка, которая страшно любила разговаривать по телефону.
Этой весной, четвёртого марта, ей исполнилось целых восемь лет, она училась во втором классе и считала себя взрослой барышней. С Ленкой у нас давным-давно установились тайные отношения, о которых не знали даже мама с папой (хотя, подозреваю, догадывались, но умело делали вид, что не знают).
Я учил её некоторым вещам, которые умел сам. Например, заживлять раны, рассасывать ушибы и снимать головную боль. Видеть в темноте. Обходиться без воздуха до пяти минут. Быстро читать и запоминать большие объёмы текста. Замечать то, что видишь перед собой с одного взгляда и до мелочей. Мгновенно реагировать (спичечный коробок, брошенный из-за головы мимо уха, она ловила уже почти так же хорошо, как я). Входить в орно, набрасывать «туманный плащ» и прочим запредельным вещам не учил. Рано пока. На Гараде детей начинают учить этим вещам, когда начинаются гормональные изменения — в двенадцать-тринадцать лет. Раньше — просто опасно. Мне, прямо скажем, чертовски повезло, что сознание Кемрара Гели переселилось в тело именно тринадцатилетнего мальчика Серёжи Ермолова. Чем старше человек, тем труднее научить его перестраивать свой организм, — сам организм сопротивляется. До двенадцати лет — рано, после шестнадцати — уже трудно и с каждым новым годом всё трудней. Двенадцать-пятнадцать — самое то.
Ленка училась с удовольствием и хватала всё налету. При этом — удивительно! — к спорту она была равнодушна, и все попытки родителей отдать её в какую-нибудь секцию заканчивались одинаково. «Не хочу!» — заявляла Ленка, хватала свою любимую книжку «Волшебник изумрудного города» и делала вид, что полностью погружена в чтение. Впрочем, читать она, действительно, любила.
— Квартира Ермоловых! — звонко сказала она в трубку. — Кто говорит?
Выслушала ответ и крикнула, прикрыв микрофон ладошкой:
— Серёжка, тебя! Какой-то Владимир Алексеевич, — сообщила, передавая трубку. Сердце моё забилось чаще. Я ждал этого звонка и последние несколько дней едва сдерживался, чтобы не позвонить самому.
— Здравствуйте, Владимир Алексеевич!
— Здравствуй, Серёжа! Ну что, ты готов к хорошим новостям?
— Я же бывший советский пионер, Владимир Алексеевич. Даже председатель Совета дружины школы номер тридцать один города Кушка. Так что, всегда готов!
— Тогда слушай. Ты был абсолютно прав. Я попросил Крым, там с погодой получше, чем у нас. Вчера вечером пришёл ответ. Есть двойная звезда в указанном секторе! В точности, как ты говорил. Оранжевый и жёлтый карлики. Расстояние между центрами масс — около тридцати двух астрономических единиц…
Он ещё что-то бодро говорил, но я уже не слушал. Меня переполняло чувство небывалой радости. Гарад! Я нашёл Гарад! Слава Создателю, что он оказался не так уж далеко. Что такое двести тридцать девять световых лет? По галактическим меркам — это совсем рядом. Меньше недели хода для «Горного эха». «Горное эхо», да…
«Создатель, если уж всё так неплохо идёт, сделай, пожалуйста, чтобы, я смог поскорее связаться с Гарадом, — я сам не заметил, как вознёс к небу что-то вроде молитвы. — Пусть „Горное эхо“ будет вовремя достроен и удачно испытан, пусть гарадцы примут решение отправить его к Земле! А дальше…ну, ты понял, дальше посмотрим по обстоятельствам. Главное теперь — установить связь!»
— … мощности наших радиотелескопов недостаточно, — я снова переключился на голос Крата в трубке. — То есть, теоретически мы, конечно, можем поймать радиосигнал, но, если он слаб, лучше использовать для этого более мощный и чувствительный радиотелескоп.
— Например, какой? — спросил я.
— Например, обсерватории Аресибо.
— Это где?
— Пуэрто-Рико.
— Ага, значит, почти Штаты. Это хорошо.
— Почему?
— Думаю, сумею договориться с ними о взаимовыгодном сотрудничестве, — сказал я. — Готовьте программу исследований, Владимир Алексеевич. Едем в Пуэрто-Рико.
Попутно со всеми этими событиями усилилось внимание к моей персоне со стороны прессы. Как говорят в России,
