врача иногда требовало много усилий, тем более, что значительная часть медицинского персонала по-туркменски не говорило и не понимало.
А туркменский медперсонал с больнице, большинство из которого выглядело так, будто они не в силах написать собственное имя, куда там им вести обширный медицинский документооборот на латыни, быстро образовал закрытую касту. Предпочитая не лечить людей, а лизать задницу Рахмону. Это было более выгодно для карьеры. Пусть русские дураки работают!
Из-за хронического незнания языка мы, русские, с туземцами практически никак не общались, а потому совершенно не знали, что сейчас делается в кишлаках в степи.
Скоро оказалось, что в коридоре больницы сидит много мертвецов! Санитарки не замечали умерших поначалу, привыкнув к обычной неподвижности пациентов. Ничего не говорили, привлекая внимания персонала, и соседи умерших — то ли оттого, что были сами слишком слабы, то ли привыкнув к смерти у себя дома. Восток — дело тонкое, тут все фаталисты.
Мертвых выдал только запах.
Но с этим открытием по большому счету ничего не изменилось. Умиравших убирали, на их места садились новые туркмены, прибывавшие из голодных районов…
Зато на доске почета медучреждения висели портреты передовиков производства, партийная и профсоюзная организации без устали вели идейно-воспитательную работу, на общих собраниях трудящиеся правильно выступали и зрело голосовали, кого надо осуждали, клеймили позором, а кого надо — горячо одобряли и всецело поддерживали. Словом, здесь уверенно шли к победе коммунизма…
Надо ли говорить, что в этом пестром балагане получить медицинскую помощь стало решительно невозможно? Напрягая старые связи и суля небольшие бакшишы и магарычи, мне удалось быстро организовать прием у главврача. И что?
Оказалось, что у Губаддулы Рахмона и моего хозяина Хусниэддина существует давняя неприязнь. Классового характера. Хусниэддин происходил из семьи потомственных богатых торговцев, всегда как сыр в масле катался, в молодости посещал Париж, в то время как Рахмон происходил из семьи голодранцев и всем своим положением был обязан новой советской власти.
К сожалению, можно назначить человека на высокий пост, но трудно выбить из него семейную лень. Да и хлебом таких персонажей не корми, лишь только дай им покуражиться над теми, кто, как они чуяли и знали, куда повыше их по уровню развития будет. Вдобавок густой азиатский колорит, придавал особо мерзкие оттенки происходящему.
К счастью, в нашем случае диагноз сомнению не подлежал.
— Укусила бешеная собака? — спросил Рахмон, нежно поглаживая свой подбородок и придавая своему оплывшему от жира молодому лицу озабоченное выражение.
И тут же наш туркменский главврач мстительно улыбнулся и сказал:
— Так это тебе Хусни, снова в Париж ехать надо. В институт Пастера. Там тебе прививку от бешенства обязательно сделают. А у нас лекарства закончились. Ничего нет. Ничем помочь не могу.
Эти слова прозвучали как приговор.
— Неужели ничего нельзя сделать? Даже за деньги? Я готов поучаствовать, внести необходимую сумму? — попытался вступить я в беседу.
Но тщетно.
— Нет, значит нет, — доктор был непреклонен, как сама судьба. — Идите. Не задерживайте меня, у меня еще много пациентов.
Пришлось нам выметаться, не солоно хлебавши.
Я тут же предпринял вторую попытку решить этот актуальный вопрос, переговорив с Гюльбешэр, старшей медсестрой-туркменкой, с которой я наладил неплохой контакт с той поры, пока долго лежал в больнице после укуса змеи. К тому же из всего «национального» туркменского контингента санитарной станции она была наиболее адекватной.
— Что делать? — забросал я медсестру серией вопросов. — Неужели нельзя достать необходимые лекарства даже за деньги? Я готов заплатить. Или нам надо срочно ехать в Мары? В Ташкенте все наверняка есть, но время на исходе. Туда мы явно опоздаем. Так как нам быть?
— Из-за эпидемии лекарства стали в дефиците. В Мары вы тоже ничего не найдете. А в Ташкент ехать долго и бесполезно. Так что Вам обязательно надо к знахарю.
— К какому еще знахарю? Не смеши меня. Тут серьезная болезнь, нужны серьезные лекарства, а не заговоры или нашептывания.
Меня тут же просветили насчет особенностей местной «национальной политики». Это дураки-русские всех желающих лечат бесплатно. Балуют народ, почем зря. Туркмены же умные люди. Из всего делают дефицит. И продают, ставшими необходимыми лекарства на сторону.
Это в государственной больнице положено производить лечение бесплатно. Согласно заложенного финансирования и сметы. Знахарь же лечит за большие деньги. Наличные. Которые любят все. Так что, как вода течет сверху вниз, так и лекарства утекают к местам наибольшего прейскуранта. Бороться и возмущаться просто бесполезно.
Но нам нужны были «не шашечки, а ехать». Так что если нужные уколы поставит не врач с медицинским образованием, а невежественный сельский знахарь, своими грязными руками, значит так тому и быть. К тому же, от Гюльбешэр мы получили адрес наиболее нормального из близко живущих представителей нетрадиционной народной медицины.
Я побежал на автобазу местной МТС. Сейчас уже почти наступила зима, автомашины мало используются на полях, что-то из свободного транспорта там должно быть. А Хусниэддина к автобазе должны были подвезти на арбе, возница которой дожидался нас у ворот медучреждения.
Как я и предполагал на автобазе МТС я сумел за наличные быстро подрядить машину, чтобы съездить в колхоз «Ленин Кызыл Колгасчи» имени Тельмана. Шоферу по имени Бахрам все равно. Около двадцати километров туда, двадцать обратно, с час делов. И пятерка на кармане. А от начальства товарищи прикроют.
Как только доставили больного, мы отправились в путь…
В дороге я с тревогой вглядывался в своего попутчика, отслеживая симптомы болезни. Признаки бешенства очень просты. Для начала — водобоязнь, человек просто физически не может пить. А без воды, не туды и не сюды. Затем поднимается температура, жар, больной начинает быстро терять влагу. Изо рта у него неконтролируемо начинает литься слюна. «Котел кипит», слюна быстро сменяется пузырчатой пеной. А там и до финала недалеко…
Приехав в колхоз, я у стайки туземных мальчишек узнал, где находится становище местного знахаря. Туда мы и доехали, с тревогой ожидая решение этого народного лекаря. Так как наш Хусниэддин уже был готов плакать от страха. К тому же, от нервного напряжения он начал задыхаться.
Я пока придержал шофера, хотя и не знал куда нам податься дальше, если здесь нам откажут. Знахарь оказался типичным этническим китайцем, седоусым морщинистым дедком из банальных фильмов про конг-фу. Только конг-фу здесь пока никому не интересно, поэтому этот колоритный персонаж специализировался лекарем. Джаа-Линь-Мин пару лет как сбежал из охваченного войной Восточного Туркестана в поисках спокойствия.
Утверждая, что он самый мирный человек
