— Ход за гору выходит, брат-командор. А там склон каменистый, за ним лес. — Отец Павел засиял улыбкой на сером от пыли лице. — Оттуда до перевала рукой подать, а там в стороже воины пана Завотны стоят. Угров мы не видели, ни малейшего следа наших врагов.
— Это хорошо, что там врагов нет, — в тон ему отозвался Андрей, — зато в крепости они отметились. Да так, что нам всем тошно станет через пару часов, когда угры на приступ пойдут!
— Что случилось, сын мой?!
— Предательство, брат-командор?!
Оба рыцаря дернулись, улыбки с их лиц будто тряпкой стерли. Остальные орденцы молчали, но засопели весьма выразительно. И за оружие схватились цепко, только клинки не обнажили.
— Колодец отравлен. Судя по всему, «ведьминым одуванчиком». Беспробудно спят, Арни я даже водой отливал — бесполезно!
— Как спят?!
— Я уже сказал, брат Вацлав, — беспробудно. Могу по слогам повторить, если непонятно. Все спят, кто воду вечером и ночью пил! Даже лошади, кроме одной. Ее старик не успел напоить, так и уснул с бадейкой в руках. И еще Грумуж этой заразы не пил — он вчера так вымотался, что уснул и свою смену проспал — Арни должен был его разбудить.
— Твою мать! Прости, Господи!
Первый раз за все это время Андрей видел отца Павла таким растерянным. Так что не удержался от ругани священник, но быстро опомнился и взял себя в руки.
— Вы только вдвоем не пили ту воду, брат-командор?
— Еще пани Милица. Она со мною всю ночь просидела, исповедалась в грехах своих, — Андрей осекся, сообразив, что определенно ляпнул глупость — откуда у молодой паненки столько грехов, чтоб всю ночь их перечислять и каяться.
И тут на память пришла фраза с полузабытого кинофильма про рыцаря Айвенго, и он тут же исправился:
— А потом мы всю ночь псалмы пели…
И посмотрел с суровостью во взгляде да с подозрением. Нет, никто не хмыкнул, не усмехнулся, даже в глазах священника ничего не мелькнуло — все были серьезны как никогда. И нисколько не усомнились в его словах.
Если бы он сказал что-нибудь похожее в своем времени, то товарищи офицеры добрых полчаса помирали бы от смеха. А здесь совсем другой менталитет, и, за исключением самого Андрея, с такими вещами никто шутить не станет, даже в голову никому не придет.
— И сейчас нам нужно думать, как удержать замок столь ничтожными силами, братья! А потому Чеслав и Досталек будут охранять ход, а остальным приказываю идти на стены. И держать их, брат Вацлав! Как только сойдет туман, угры пойдут на приступ…
Крестоносцы быстро выходили из подвала, один за другим, Андрея на ступеньке придержал за рукав священник.
— Мы не удержим замок, брат-командор! Уходи немедленно отсюда — мы не имеем права рисковать тобою! Это не просьба, Анджей! Это мое завещание тебе, ибо я останусь до конца… Стар я, чтоб на своих больных ногах по камням бегать. Но не ты! Если потребуется, мы выведем тебя силой! Свяжем, опоим и вынесем!
— Зачем, брат, ты так говоришь? Я все понимаю. Да и Милицу увести отсюда нужно — зачем ей здесь умирать?!
— С тобой уйдут Грумуж, Иржи и Велемир — с ними ты будешь в безопасности. Ты согласен, брат?
— Да, отче. Пусть так будет. Хотя… Не хочу, чтобы крестоносцы подумали, что я спасаю свою шкуру…
Гарнизон спал мертвецким сном в почти полном составе. Почти потому, что троих воинов удалось все же разбудить — причина сна там была более чем банальна.
Если «красные плащи» блюли дисциплину, то двое «синих» с пареньком, что прижился в крепости, утащили бурдючок вина. И, сменившись в полночь с караула, тихо-мирно его оприходовали. Кое-как их растолкали, перегаром за версту разило.
И что с такими вояками делать прикажете?! Повесить бы не мешало, но тут каждый воин был на счету, все отравленные раньше вечера в себя не придут, уж больно большой мешок зелья в колодец был скинут, и яд намного более сильный, чем тот, что Андрей с сыном в трактире испили.
Была и безвозвратная потеря — угры время от времени метали в крепость стрелы, вот одна и нашла себе ночью жертву, поразила одного воина из «копья» брата Вацлава прямо под лопатку. Спящий был, во дворе лежал. Сразу наповал!
— Смутно мне, — тихо произнес отец Павел, подойдя со спины к Никитину. Встал рядом, лоб задумчиво собран морщинами. — Чую, что ложь говорит один из «синих», но кто из них?!
— С чего ты взял?
— Втроем бурдюк высосать можно, не спорю. Но чтоб вырубиться, когда в замке такая катавасия идет, и ничего не помнить? Не верю. Думаю, один из них отраву в колодец сыпанул, а потом спящих перерезать хотел либо уграм ворота открыть. Сам знаешь, что в походе было — могли одну «крысу» с собой привести.
— А когда понял, что план не удался, точнее, свершился, но не в полном объеме, то вином решил подозрение от себя отвести? — Андрей подхватил мысль старика и ненадолго задумался.
— Но ведь тогда ему было легче самому пару глотков сонного зелья выпить и уснуть рядом с другими. Был бы такой, как все, а потому какой спрос с отравленного? Ведь так?
— Это меня и смущает? Не знаю, что и делать! Не казнить же их всех троих? Один только виновным может быть…
Старик замолчал, почесал искривленным пальцем переносицу. Ему было явно не по себе от такого выбора. Андрей же, услышав шаги, повернулся к подошедшему Грумужу.
— Чего тебе?
— Орденца не угры свалили, брат-командор, — лицо оруженосца скривилось в недоброй ухмылке. — Я труп очень внимательно осмотрел. Его кто-то из наших зарезал, узким клинком или заточенным штырем, а потом стрелу подобрал и в рану глубоко засунул.
— Час от часу не легче! С чего ты взял? — Андрей в некоторой растерянности посмотрел на оруженосца. Он сам осматривал труп, но ничего подозрительного не увидел. А тут Шерлок Холмс доморощенный выискался, дедукцией занялся.
Это в средние века, понимаете?!
— Меня стрела сразу насторожила. Прямо из тела торчала, а такого быть не может — ее же через стену должны были метнуть. И как она в тело должна была впиться, брат-командор?
— У, — Андрей на секунду задумался, поглядел вверх. Действительно, при падении должен быть угол, а потому стрела…
— А! — обрадованно воскликнул священник и выразительно хлопнул себя по лбу. — Старый дурак!
— И я с тобой тоже, — пробормотал Андрей себе под нос, — как же я такую простую вещь не углядел!
— Во рту сладости не было, сколь я ни принюхивался, — продолжил Грумуж, — а значит, орденца не отравили. А потому внимательно осмотрел стену рядом и камни двора.
— Зачем?
— А затем, отче, что на стене потек кровавый был и нос у воина расквашен… И на лбу ссадина. Если в лежачего стрела попала, то спрашивается — как он мог сам себе юшку пустить? Если же в стоящего — то тогда парень не отравлен зельем был.
