Но здесь, кажется, ей предстоит обойтись без таких подвигов. Хотя как знать — случись что с Новицким, и Миних как минимум тут же загремит далеко и надолго независимо от того, кто сядет на освободившийся трон.
После ужина жена Христофора Антоновича куда-то увела Елизавету, а у мужчин образовалось время побеседовать наедине. И Миних тут же поднял вопрос о двух столицах.
— Воля, конечно, твоя, государь, — развел руками он, — но не бывает в одной стране двух столиц, и все тут.
— Так ведь это только вопрос названия, — пояснил свою позицию Сергей. — Вот скажи, нужно ли переводить Адмиралтейство в Москву? Нет, нечего ему там делать. А чем занимается Священный Синод в Санкт-Петербурге? Этот город никак не отнесешь к религиозным центрам, и мне кажется, что и дальше так будет. Просто, раз уж Питер все равно называют северной столицей, я хочу закрепить это на бумаге, вот и все. Для добавления городу престижа, а то он действительно выглядит каким-то не очень процветающим. Учреждения же в любом случае будут находиться там, где смогут наилучшим образом выполнять свою работу.
Под конец беседы Миних поинтересовался, как императору понравились образцы всяких редкостей в Академии. Сергей уже совсем было собрался ответить, что никак, потому как он их не видел и не особо о том жалеет, но тут генерал-аншеф упомянул о Янтарном кабинете.
Это какой такой кабинет, с удивлением подумал Новицкий, но почти сразу сообразил. Наверняка имеется в виду знаменитая Янтарная комната! Которую в войну уперли немцы, а отдавать совершенно не собираются. Все правильно, ее же подарил Петру Первому какой-то прибалтийский не то герцог, не то курфюрст. А оформлен в виде комнаты подарок был заметно позже, не то при Елизавете, не то вовсе при Екатерине Второй.
Да, с раскаяньем подумал молодой царь. Вот они, прискорбные плоды необразованности! Ведь про те самые экспонаты он до сих пор знал только то, что среди них есть заспиртованный двухголовый младенец. Понятное дело, что ни малейшего желания смотреть на такую гадость у него не появилось. А там, оказывается, кроме него еще и Янтарная комната есть. Правда, пока еще в виде кучи, а не комнаты.
К чести Новицкого надо сказать, что мысли продать такую редкую и дорогую вещь у его даже не мелькнуло. Во-первых, это просто неудобно — подарок же! А во-вторых, это не просто подарок, но и общенародное достояние, поэтому с ним надо обращаться особенно бережно.
Вот ведь блин, подумал Сергей, до чего же это вредная работа — быть императором! И сижу-то я в этой должности неполные полгода, а государственные мысли в башку уже так и лезут, причем эта далеко не первая. Да простому ученику девятого класса московской школы, коим я был всего два года назад, такие слова, как "общенародное достояние", и в голову не пришли бы!
Однако с комнатой все равно надо что-то делать, решил Сергей. Неплохо бы перевезти ее в какое-нибудь хорошо охраняемое место. А какое самое-самое в России? Разумеется, Кремль! Вот только верховников оттуда убрать, потому как рожи у них запредельной бескорыстностью не отличаются, и можно перевозить комнату.
Стоп, одернул себя Новицкий. Если история здесь пойдет так, как шла там, то в двенадцатом году в Москву войдет Наполеон! И тут же прикарманит мою комнату, это к гадалке не ходи. Так, может, оставить ее в Питере?
Тоже не выход, вынужден был вскоре признать молодой человек. Наполеона все равно потом разгромят, и можно будет вернуть драгоценности, потому как насчет спрятать украденное император французов был не очень, до немцев ему в этом вопросе далеко. И, значит, останется Янтарная комната в России. В советские времена, наверное, в нее будут водить экскурсии трудящихся. А потом наступит торжество демократии, и комнату разворуют свои же! Ибо демократы способны украсть гораздо больше, чем простая комната из янтаря, история это показала однозначно. Так что же, сейчас вообще ничего нельзя сделать?
Можно, решил Новицкий. Надо, чтобы Россия стала не просто великой страной, на троне которой будет приятно сидеть, но и приобрела запас прочности на будущее. Тогда, если он получится достаточным, и Наполеону не видать Москвы, как своих ушей, и Гитлера тоже ждет облом. Всякие же демократы будут по мелочи подворовывать где-нибудь в Швейцарии или Штатах, где они окажутся, сбежав из России. А в Янтарную комнату станут ходить экскурсии.
От мыслей о далеком будущем Сергея отвлекли вернувшиеся дамы. Оказалось, что уже довольно поздно, и пора ложиться спать. Разумеется, Сергею и Елизавете были предоставлены отдельные комнаты, причем не по одной, а по две каждому. И, что тоже разумелось само собой, дальние из них, то есть спальни, были смежными.
Пожелав чете Минихов спокойной ночи, император с цесаревной отправились к месту своего ночлега.
Первый месяц в Санкт-Петербурге пролетел незаметно, потому что был до упора заполнен всякими делами, не меньше половины из которых к тому же оказались срочными. Миних трудолюбиво и настойчиво таскал императора по городу, показывая, где что идет не так и предлагая, как это можно исправить. Правда, он быстро заметил, что возможных реакций со стороны царя может быть всего две. Или Петр кивал, иногда просил дополнительных сведений, несколько раз даже записывал что-то в тетради, которую носил с собой. Потом говорил, что здесь надо подумать, и не принимал никаких решений. Или он сразу со всем соглашался, после чего предлагал Христофору Антоновичу самому этим и заняться. Как раз к концу мая генерал-аншеф понял — если он впредь будет продолжать подобную политику, то своими руками погребет себя под такой кучей дел, с коими ему не разобраться и за несколько лет. После чего сам, по своей инициативе подвел к Петру Ягужинского и объяснил, что сей достойный муж не хуже него знает, что в Петербурге пошло наперекосяк после смерти Петра Великого, и сможет это показать государю. А он, Миних, вместе с кораблестроителем Гаврилой Меньшиковым хотел бы приступить к постройке корпуса парового судна, потому что в таком важном деле нельзя терять времени.
Сергей согласился, ничем не показав, что не только ожидал именно такого результата, но и в значительной мере сам его подготовил. Потому как императору очень не нравилось положение дел, при котором у него из важнейших вещей если что и было, то в единственном экземпляре. Возьмем, например, самолет. Ведь в нем абсолютно все системы управления имеют резервные цепи! А важнейшие — и не по одной. Значит, и в порядочном государстве тоже должно быть так, ведь управлять им не проще, чем упомянутым самолетом, а отказ какой-нибудь цепи управления может привести к куда более катастрофическим последствиям.
