Выходить решили совершенно безумным способом — проделав взрывом ход в одном из контейнеров, а потом этот контейнер надо было срочно (и под огнем) завалить землей, потому что если оставить его так — то через него на базу могут порваться муджики. Удивительно — но вокруг базы не было минного поля, только детекторы движения и на всякий случай несколько мин направленного действия — потому, что мины запрещены какой-то ублюдочной конвенцией. Талибов конвенции не останавливали — но у них тоже не было мин, они закладывали фугасы.
Спасательная группа в составе шестнадцати человек — четыре четверки, восемь боевых пар, две усиленные огневые группы — скопились около контейнера в готовности к броску, задача была — как можно быстрее пройти простреливаемый участок и уйти как можно дальше от базы, там дальше можно будет оторваться от духов, даже если они пошлют вдогонку группу преследования. Еще четверо морских пехотинцев — это уже "коренные жители" базы — находились тут вместе с носилками — это на случай, если кто-то из морских пехотинцев спасательной группы будет ранен или убит прямо рядом с базой, чтобы быстро затащить его внутрь. Пока у них не было работы — они держали в руках дымовые шашки…
— Шашками — огонь!
Несколько черных цилиндров летят за пределы базы, шлепаются об землю, недовольно шипят, исторгая из себя клубы густого белого дыма.
— Подрыв!
В контейнере на мгновение алым вспыхивает контур — и часть стены падает наружу, как раз, чтобы прошел человек со снаряжением. Моджахеды, поняв, что что-то происходит — усиливают обстрел, пули колотятся об стенки контейнера — но их тут не так уж и много, они блокируют, а не готовятся штурмовать, основные силы душманов блокируют дороги, там сейчас основные бои, дороги и основные города.
— Группа Скайларк — вперед!
В дыму, пригибаясь от пуль, своих и чужих, они бегут, сами не видя куда, стараясь выжить, уйти, занять выгодные позиции. Пулеметчики на несколько минут приостанавливают огонь, чтобы не попасть в своих.
— Прошли!
Прошли…
Впереди — дорога, на дороге — бело-синяя полицейская машина, пикап, на пикапе — пулемет Калашникова, рядом — автоматчики в полицейской форме. Глаза жесткие как черные голыши, обкатанные десятками лет пребывания в реке.
Странные муджики, с тремя ослами, на одном из которых лежит капитан, спокойно идут вперед, навстречу им выходит старший полицейского патруля, короткая бородка, жуткие шрамы, один глаз наполовину закрыт.
— Аллах Акбар!
Голос такой, как будто человек пытается держать во рту горячий чай и говорить при этом.
— Мохаммед расуль Аллах! — ответил тот из моджахедов, к которому обратились по-русски "товарищ гвардии лейтенант", и который по-английски приказал плененному летчику молчать. При этом старший у моджахедов проводит руками по щекам, совершая символическое омовение.
— Кто вы, и куда держите путь?
— Мое имя Анвар-эфенди, а это мои люди. Мы пуштуны из клана попользаев и держим путь в Пешавар.
— А почему бы вам не пройти горами?
— А кто ты такой, что задаешь этот вопрос? Если на тебе полицейская форма — это не значит, что ты вправе разговаривать так с человеком, который старше тебя!
"Полицейский" слегка смутился. В этот момент рядом с Анваром-эфенди встал еще один человек, по виду лет сорока
— Маршалла ду шуга[64]!
— Нохчо ву?![65] — изумился чеченец-"полицейский"
— Со паштун ву![66]
— гордо ответил второй
Из разговора выяснилось, что второй пуштун, по имени Аслан, еще в детстве решил встать на путь джихада, и поэтому — приехал в Чечню и учился в одном из лагерей в Веденском районе Ичкерии. Потом, когда напали русисты — он воевал с русистами в бандформировании Черного Араба, потом, когда Черный Араб[67] принял шахаду, инш'алла — он через Грузию вернулся домой и встал на джихад с американцами.
— Что вы здесь делаете, в то время когда братья сражаются на пути Джихада и умирают во славу Аллаха?! — жестко спросил самый старший среди пуштунов
— Амир приказал стоять нам здесь, потому что, по милости Аллаха нашим братьям по ту сторону границы удалось сбить американский самолет, и летчики могут выйти сюда. Мы должны перекрыть это ущелье, летчик подумает, что мы полицейские, подойдет к нам, попросит помощи и попадет в плен.
Старший, с проседью в бороде, хмурится, перебрасывается парой слов со вторым пуштуном, который знает чеченский и стоит рядом, держа автомат так, что вскинуть его и полоснуть очередью — секундное дело.
— Ты можешь возвращаться к своим братьям, и принять участие в Джихаде во имя Аллаха — изрекает старший пуштун — этого летчика уже нашли и пленили мы!
Теперь чеченец не знает, что ответить. Потом все же начинает
— Амир Асадулло приказал нам не возвращаться без пленных летчиков.
— Это твой амир, а не мой! — жестко отвечает старший пуштун — это наша добыча, и клянусь Аллахом, мы переправим его через границу и продадим тем, кто даст нам больше денег за него…
— Но амир…
— Уж не хочешь ли ты отнять у меня мою добычу, молодой сорбоз? — с усмешкой в бороду спрашивает старший пуштун
Чеченец бросает взгляд назад — и видит, что пуштуны уже рассредоточились и залегли. Два пулемета и одна снайперская винтовка, не считая автоматов — нацелены на его полицейскую машину. Покрошат в секунду…
— Но что я должен сказать своему амиру, Анвар-эфенди? — наконец спрашивает чеченец, своим обращением показывая, что он признал старшинство собеседника.
— Скажи своему амиру, что бесчестно на пути джихада рядиться в одежды проклятых муртадов и выходить на тропу, ложью заманивая врага. Это харам! В джихаде нет места силам джаханнама[68]! И если братья, идущие по пути джихада примут тебя за приспешника муртадского правителя, за тагута и убьют — Аллах не спросит с них за это!
— Слева! Духи слева!
Пулеметчик, капрал Дим Протасофф, перебежал, рухнул за валун, рядом на каменистый склон увесисто плюхнулся пулемет. Потрогал ленту, примерно прикинул — сорок осталось, и три еще целые в рюкзаке. Немного — и это уже хреново. Предельно хреново!
Высунулся — стрелкам талибов удалось занять позицию выше, чем они — но их разделял склон ущелья. Гранату вниз по склону не спустишь, а вот прижать их к земле, пока остальные, к примеру, обходят — это запросто можно.
Чуть высунувшись, капрал дал короткую очередь по одному из духов, ему показалось, что у него снайперская винтовка. Оптический прицел на пулемете позволял хорошо искать цели — а вот при стрельбе от него было толку мало, слишком узкое поле обзора. Он не увидел точно, сбил ли он духа или нет — но стрелять оттуда уже не стреляли.
