— Так то в молодости, — хитро улыбнулся Оскар. — Кто из вас не был молодым, пусть первым кинет в меня камень.
— В молодости, значит, — задумчиво почесал подбородок Влад. — Откуда тогда, интересно, Циля Марковна знает, как синтезировать нашу пищу и питьё? Даже херес андалузский, и тот есть в меню. Чудеса, да и только.
— Так я ведь предвидел, что вы можете стать Хозяевами Пирамиды, — невозмутимо сказал Оскар. — Пришлось тряхнуть стариной и расстараться. Иначе это было бы просто невежливо.
В детинце Йовен бывал раньше не единожды. И князя видел с расстояния в несколько шагов. Городской лекарь Ронва потому и носил прозвище Умелый, что мог справиться со многими недугами, равно мучившими и небогатого брашенского ремесленника, и гордого дружинника, и самого Вершинного князя Дравена Твердого.
Правда, у самого Дравена был свой княжеский лекарь, пользующий и Дравена, и всю его семью, но в детинце жили не один князь с семьёй…
Но вот так, наедине, он встречался с князем впервые.
— Йовен, ученик Ронвы Умелого? — переспросил Дравен Твёрдый.
Князь сидел за обеденным столом, на котором не было ничего, кроме глиняного кувшина с вином и серебряного кубка (то, что в кувшине именно вино, а не квас или пиво, Йовен догадался по запаху).
— Да, — поклонился Йовен. — И со мной Лестия Кагано. Дочь гончара Гонты и… моя жена.
— Хорошо, — кивнул князь. — Я знаю, что ты говоришь правду, потому что видел тебя раньше в детинце вместе с Ронвой. Что с ним?
— Умер, — коротко ответил Йовен.
— Думаю, спрашивать, от чего он умер, не нужно, — пробормотал Дравен, налил себе вина, сделал глоток и продолжил: — Мой лекарь, который тоже умер, говорил, что вино способно ненадолго отпугнуть Ржавую Смерть. Я в это не верю. А ты как считаешь?
— Мой учитель говорил, что вино может быть и лекарством, и ядом. В умеренных дозах оно способствует укреплению организма и веселит душу. Но…
— Понятно, понятно, — махнул рукой Дравен. — Мне доложили, что ты пришёл не просто так. Это правда? Ты действительно знаешь, как победить Ржавую Смерть? Прежде чем отвечать, подумай как следует. Потому что, если ты врёшь, я велю тебя повесить. Нет худшего преступления, чем дать отчаявшимся людям ложную надежду. А мы все здесь в отчаянном положении. Знаешь, сколько осталось народу в Брашене? Чуть больше шести сотен человек. И все они здесь, в детинце. В посаде уже никого. Вы, наверное, последние живые, кто поднялся на гору. Добавлю, что семь десятков из этих шести с лишним сотен уже больны и не протянут двух-трёх дней. И мне просто страшно думать о том, сколько айредов остаётся в живых на сегодня по всей Раше. Я уже не говорю о других странах — там полный мрак и неизвестность. Может, в некоторых и вовсе айредов не осталось. Ни одного… — Он снова приложился к кубку, и вино потекло от краев его губ двумя тёмно-красными струйками вниз, за ворот рубахи.
Йовен встретился глазами с Лестией, молча стоящей рядом, нашёл её руку и ободряюще-нежно пожал.
Князь поставил кубок на стол и вытер подбородок рукавом.
— Одно хорошо — вина в детинце хоть залейся, — сообщил он. — И я уже дошёл до той мысли, что ничего, кроме как его пить, мне не остаётся. Не самая бодрая мысль, а, ученик лекаря, как считаешь?
Тогда Йовен решился, сделал полшага вперёд и рассказал о том, какой опыт он провёл. Сначала на себе, а потом и на Лестии.
— И вот мы перед тобой, князь, — закончил он как мог уверенно. — Оба живы и здоровы.
Откинувшись на высокую резную спинку стула, Дравен с минуту смотрел на них, переводя взгляд с Йовена на Лестию и обратно.
— Он правду говорит? — обратился он наконец к девушке. — Или ты, как хорошая жена, готова подтвердить любые слова мужа?
— Он… мой муж говорит чистую правду, — подняла голову и не отвела глаз Лестия. — Я тоже очень боялась, но… поверила ему.
— По-твоему, я боюсь? — Усмешка тронула тонкие губы князя. — Впрочем, ты права. Я боюсь, что вас обоих придётся повесить, если вы лжёте. Хотя совершенно не могу себе представить, зачем вам могла бы понадобиться такая ложь. Всё равно все скоро умрут… Покажи, — требовательно кивнул он Йовену.
— Что показать? — не понял молодой лекарь. — Высушенный гной? Я думаю, что нужно сделать новый, потому что тот, которым пользовались мы…
— Нет, — нетерпеливо прервал его правитель Брашена, — эту свою царапину на руке. И она пусть тоже покажет. Или вы скажете, что всё зажило и следа не осталось?
Они показали.
— Да, — признал князь. — Выглядят одинаково.
Он налил в кубок вина и протянул его Йовену.
— Пей. И жене дай выпить.
— Благодарю, князь, за милость.
Йовен принял кубок. Вино было хорошее, явно привезённое из южных земель. Подобное Йовен пробовал лишь однажды, когда богатый брашенский купец в качестве подарка за излечение своей дочери от болотной лихорадки, кроме выплаченных денег, приказал доставить Ронве Умелому прямо домой трёхвёдерный бочонок…
Лестия тоже поблагодарила князя и допила вино.
— Это значит, что я вам верю, — объяснил Дравен. — К тому же мне ничего другого и не остаётся. Что ж, лекарь Йовен, когда ты готов приступить?
— Прямо сейчас, — ответил Йовен Столеда. — Чем скорее мы начнём, тем лучше. Ржавая Смерть не ждёт.
— Очень хорошо, — согласился князь. — Но сначала я соберу всех, кто пока ещё здоров, и тебя должным образом представлю. А ты уж постарайся убедить людей в своей правоте. Будем надеяться, что тебе поверят. Потому что иначе останется только принуждать их силой, а мне бы не хотелось в этих обстоятельствах испытывать на верность остатки своей дружины.
Их взяли под утро, тёпленькими, прямо в постелях.
Накануне Марта с Олей весело и, как им показалось, с пользой провели вечер в «Нагайке».
На них сразу обратили внимание — появление двух незнакомых эффектных девушек в таком месте, как это, не могло пройти незамеченным. Особенно с учётом того, что проститутки сюда не захаживали — хозяин «Нагайки» имел крутой нрав, терпеть не мог «жриц любви», считая их средоточием всех мыслимых и немыслимых грехов, а посему давно и надёжно отвадил от посещений своего заведения. Постоянные клиенты «Нагайки» — Дозорные Реальностей — не были против. Они приходили сюда не за этим, а для серьёзных загулов с морем водки и развратными девками существовали другие места.
Иное дело — познакомиться с красивыми приличными девушками, которые сами, без всякого приглашения, зашли на огонёк. Мало ли — вдруг повезёт и обычное знакомство перерастёт в более тесные и приятные отношения?
В общем, не успел официант принести заказ, как за столик к Марте и Оле, предварительно испросив в самой изысканной и вежливой форме разрешения, подсели двое высоких крепких ребят, и в одном из них Марта немедленно узнала Степана. Того самого Дозорного, с которым они как-то провели бурную ночку четыре (или пять? Нет, кажется, всё-таки четыре) года назад в Крыму. Второй представился Олегом и сразу положил глаз на Ольгу, против чего, кажется, напарница ничуть не возражала.
А вот Стёпа поначалу Марту не узнал, и она некоторое время с явным наслаждением забавлялась намёками различной степени откровенности, от которых бедный Дозорный едва не впал в полное и окончательное замешательство.
— Ну скажи, Оля, — пожалела наконец Степана Марта, подмигивая напарнице, — как после этого доверять мужской памяти и обещаниям? Правда, коньяка мы тогда в Крыму выпили преизрядно, но я не могу сказать, что сильно от мужчин отставала. Однако помню. И вообще обидно. Как можно было забыть меня?!
— Во как! — воскликнул Олег. — Стёпушка, кажется, ты теряешь очки и баллы прямо на глазах. Негоже. Ну-ка соберись.
— Мать честная, — не отводя широко раскрытых глаз от Марты, пробормотал Степан. — Неужели… Марта? Марта Явная?!
— Наконец-то, — милостиво улыбнулась Марта. — Вспомнил. Здравствуй, Стёпа.
Дальше пошло легче. Совершенно естественным образом они изложили свою легенду, которая естественно же и была воспринята — и Степану, и Олегу хорошо было известно о фактическом уничтожении старого Патруля Реальностей в Москве.
— Это чудо, что вам удалось уйти, — сказал Олег, когда Марта закончила рассказ (Ольга, как представитель альтернативной реальности, больше помалкивала, лишь иногда вставляя короткие реплики и кивая в нужных местах). — Да ещё в подобных обстоятельствах. Замечу, что здесь, в Сибири Казачьей, мы крайне обеспокоены тем, что сейчас происходит в России.
— Что уж тогда говорить о нашем беспокойстве, — промолвила Марта. — Которое, если правду сказать, уже и не беспокойство, а самая настоящая паника.
— Ничего, вы правильно сделали, что пришли сюда, — ободряюще дотронулся до плеча Марты Степан. — На то мы и коллеги, чтобы помогать друг другу.
