Ознакомительная версия.
Отпечатал он его не на пишущей машинке, а на лазерном принтере, что с несомненностью подчеркивало подлинность документа, поскольку ни такой бумаги, ни таких множительных устройств в СССР и вообще в мире пока не существовало.
«Хорошо получилось», – похвалил он сам себя, еще раз пробежав глазами страницы.
Теперь можно и возвращаться.
Чтобы немного отвлечься от напряженного умственного труда, Шульгин обошел терем снизу доверху. Провел инвентаризацию запасов. Теперь, после того как убедился, что доступ сюда открыт, это имело значение. Пусть идея постройки Форта принадлежала Новикову, а проектировал его Берестин, укомплектованием и снабжением занимался по преимуществу он, исходя из того, что и на всю жизнь здесь, возможно, придется остаться. Помнил, где, что и в каких количествах у них хранилось. Большинство припасов уцелело, в течение первой зимовки они регулярно пополняли их расходную часть, по той же самой причине.
Ремонт бы настоящий сделать, думал Сашка, опять бригаду дяди Коли пригласить, так разве до тех мужиков теперь доберешься? Они в большинстве и в школу еще не пошли, куда им топорами махать? Роботов бы воронцовских позвать, те разом все исполнят, но и они сейчас недоступны. Самому придется. А почему бы и нет? Вместо физзарядки по утрам, если удастся время сбалансировать, так чего же не потрудиться? Дубликатор Левашова запустить, тогда любые стройматериалы прямо на площадке можно будет создавать, а уж по месту приладить – не проблема.
Попутно еще одна творческая идея его озарила, как почти всегда – из-за угла. В спальне, в полуоткрытом шкафу Ларисы ему попался на глаза, между книгами и иностранными глянцевыми каталогами торговых фирм (большой дефицит в те времена), корешок обычного фотоальбома. Из чистого любопытства он его достал, листнул. Недурно, совсем недурно. Только зачем она здесь хранила? Впрочем, где же еще? Неприкосновенность жилища у них соблюдалась свято, девушка могла быть уверена, что никто не полюбопытствует.
Кто уж и зачем ее снимал, сейчас не узнаешь, но пара десятков очень приличного качества фотографий 13х18, черно-белых, на бромпортрете[40], изображали ее, совсем молодую, в разных изысканных позах, совершенно обнаженную. Ничего неприличного, просто повторение таких же снимков из «Плейбоя» или «Хастлера», но в московских интерьерах.
Память о бурно проведенной юности. Девчонка и вправду была хороша. Сейчас не хуже, конечно, просто двадцать и тридцать – есть некоторая разница, когда тебе самому уже тридцать пять, а то и сорок два, если считать по шестаковским годам.
Ему остро захотелось, чтобы здесь и сейчас рядом оказалась она или… Да кто угодно, Сильвия, Зоя… Вот!
Он же как раз о Зое вспоминал то и дело. Иногда как муж, беспокоящийся о жене и детях, а иногда собственной памятью. Как хороша она оказалась той случайной селигерской ночью в постели, когда думала, что пришла к Григорию, а он вообще не понимал, что за роскошная женщина самозабвенно и разнузданно отдается ему на набитом одуряюще пахнущими травами деревенском тюфяке. И терзался мыслью: что же с ней теперь делать? Какой, к черту, из него семьянин, отец двоих подрастающих сыновей и муж красавицы актрисы? Ему войны выигрывать, судьбы мира решать, а не…
А что, если… Переправить ее сюда. И Власьева тоже. Все объяснить, замотивировать в меру их понимания. Перспективы обрисовать. Мол, ненадолго все, на несколько месяцев, на полгодика, а потом – хоть на Дальний Запад, хоть прямо в белую Россию.
Это действительно идея. Выход почти из всех тупиков. Власьеву непременно понравится. Целая неосвоенная планета, собственный Форт, роскошная библиотека, богатейший арсенал, БТРы и вездеходы, которые он легко освоит.
Зоя… Для нее то же самое, плюс абсолютная безопасность, которой в Москве он ей на самом деле гарантировать не может. Вдруг да решит Иосиф Виссарионович подстраховаться, взять ее в заложницы? Конечно, о светском обществе пока придется подзабыть, так не надолго же. Поживет на природе, словно миллионерша на собственном ранчо, книжки толковые почитает, фильмов хороших насмотрится, настоящих, цветных, не «Волгу-Волгу» какую-то, не «Ленин в Октябре».
Пацанам тоже будет нормально. Настоящие «Приключения бура в Южной Африке». Не наркомовскими детишками в спецшколе № 19 станут расти, парнями фронтира. Винтовки свои, собаки, катер, дядька-воспитатель, какого поискать. Тем более он сюда будет частенько наведываться. Может, и вправду в гости к друзьям-квангам сгоняют. Восстановят братство цивилизаций.
Перспективы обрисовались замечательные. Только что пусто было в голове и в душе, а тут вдруг сразу!
О том, легко или сложно будет убедить Зою и Власьева принять его предложение, он предпочитал не задумываться. Найдутся, по обстановке, нужные слова. Сейчас ему с Лихаревым нужно разобраться, но в теперешнем эмоциональном настрое это тоже казалось пустяком.
Альбом Ларисы он с некоторым сожалением поставил на место. Что было, то было, а теперь следует забыть, как и многое другое-прочее.
Наверное, стены Форта, которые они выложили своими руками, терем, любовно отделанный и оформленный в соответствии со вкусами каждого и всех вместе, пропитанные теми словами, чувствами и мыслями, которые источали члены «Братства», настолько повлияли на Шульгина, что он ощутил себя совершенно другим человеком. Не тем, что в облике Шестакова появился здесь сегодня, а скорее тем, каким он был в самом начале эпопеи. Молодым, энергичным, романтически настроенным и свободным от груза будущих событий, трудных решений, разочарований и несостоявшихся надежд.
Может быть, на самом деле все еще впереди, и где-то его ждет рассветный Петровский бульвар, свободный от людей и машин, по которому он шел, насвистывая, возвращаясь от очередной подруги, никоим образом не представляя, какие потрясения начнутся уже сегодня вечером, за преферансом.
Если так, то хорошо, а то ведь он уже начал уставать от жизненного опыта, больше подходящего семидесятилетнему человеку, замученному потерями, войнами и революциями.
Заодно и память наконец пришла в полное соответствие, никаких сбоев, события четырех реальностей уложились в нужном порядке, никак не мешая друг другу. И та мысленная сила, которую он впервые ощутил в Нерубаевских катакомбах, стала еще более отчетливой и управляемой.
С таким настроением он и явился без приглашения на Столешников в семь часов утра. Открыл не доступную никому из здешних жителей дверь, точно так, как они с Андреем проникли сюда отчаянной (когда все было поставлено на карту) ночью двадцатого года, после боя на Николаевском вокзале и прорыва через перекрытый красноармейскими патрулями город.
Ознакомительная версия.