— дело срочное.
Я с облегчением вышел из магазина, оставив председателя с Лидой.
Не с первого раза я дозвонился в Ленинград. Тимофеев взял трубку, и я услышал его голос, прерываемый треском помех.
— Андрей Иванович? Здравствуйте! Мы провели заседание правления, и у меня к вам есть предложение. Надеюсь, оно вас заинтересует. Но об этом не по телефону. На выходных мы приедем вместе с Георгием Петровичем — он хочет посмотреть вашу базу. И тогда я вам всё объясню.
Вешая трубку на рычаги, я против воли счастливо улыбался. Несмотря на таинственность Тимофеева, я догадывался, о каком предложении он говорит. И моя догадка мне нравилась.
База была наполовину готова. Вместе с отцом мы подвели оба сруба под крышу. Крышу предполагали сделать простую, односкатную. Фёдор Игнатьевич помог достать в лесхозе необрезную доску для обрешётки. Доски выгрузили на базе Жмыхина — подъехать ближе было невозможно. Теперь предстояло на лодке перевезти их к месту строительства.
Несмотря на послеобеденное время, я решил отправиться на озеро. Вечера летом длинные. Можно поработать до темноты и переночевать прямо в лесу. А завтра с раннего утра пойду к Жмыхину и договорюсь насчёт лодки. Отказать мне он не сможет.
Насколько легче шагается привычной дорогой! Я последний месяц я столько раз ходил из Черёмуховки на озеро, что знал на пути каждый изгиб Песенки, каждое моховое болотце. Даже деревья — и те казались знакомыми. Вот огромная старая ель темнеет широкой густой кроной. Вот толстая сосна, возле которой начинается еле заметная тропинка к пожням. А если за тем молодым ельником повернуть влево — выйдешь к старой вырубке, на которой сейчас густо рассыпаны крохотные зелёные ягоды брусники. Ещё месяц — и они покраснеют, нальются кисло-сладким, чуть горьковатым соком.
На подходе к озеру я уловил горьковатый запах дыма.
Рыбаки жгут костёр на берегу?
Я невольно прибавил шагу.
Ветер переменился. Он подул прямо мне в лицо, и я чуть не зашёлся кашлем — воздух был напитан дымной горечью.
Пожар!
Последние двести метров я бежал. Добежал и увидел, что один из недостроенных домиков полыхает огнём! Брёвна трещали и лопались, бесцветные языки пламени рвались к небу. Хвоя на ближних ёлках почернела и трещала, осыпаясь. Пожар грозил перекинуться на лес!
Угол второго домика тоже тлел от невыносимого жара. Именно в этом срубе мы с отцом спрятали инструменты, чтобы не носить их каждый раз с собой. Там же стояло новое ведро, которым черпали из озера воду для чая.
Задыхаясь от дыма, я бросился внутрь. Первый домик уже было не спасти, но можно было отстоять второй. Если быстро залить тлеющий угол и как следует облить водой брёвна — постройка уцелеет!
Дверной проём был ещё не опилен, окон тоже не было. Я запнулся о высокий порог и чуть не растянулся. Устоял на ногах, пытаясь в дыму рассмотреть хоть что-нибудь.
Пол мы ещё не настелили — несколько досок были брошены на балки для удобства ходьбы. Я сделал шаг, другой.
Левая нога соскользнула с доски. Я взмахнул руками, стараясь не упасть. Лодыжку пронзила острая боль.
Кажется, я упал. Больно ударился коленом, а потом ребрами. В груди что-то хрустнуло. В глазах от боли заплясали искры. Я хотел вскочить и тут же со стоном рухнул обратно на горячие доски. На ногу невозможно было ступить.
Перелом, или сильный вывих? Да какая, к чёрту разница? Надо скорее выбираться отсюда!
Едкий дым сочился из щелей между брёвнами, залетал сверху через прорехи в незаконченной кровле. Дым лез в нос, отвратительным горьким привкусом оседал во рту. Дым разъедал глаза, они слезились. Слёзы вперемешку с потом текли по моим щекам.
Прямо за стенами ревело и гудело пламя. Даже слабый ветер раздувал его. Лопаясь от огня, трещали брёвна и доски. Я случайно прикоснулся ладонью к стене и отдёрнул руку. Брёвна нагрелись до того, что обжигали. Снаружи они уже тлели.
Давно я не испытывал такого страха! Мне казалось, что строение вот-вот вспыхнет, и я сгорю, не успев выбраться.
Давай, Андрюха, выбирайся! Животный страх перед огнём комком стоял в горле, не давая дышать. Ну же, к выходу, чёрт!
Но вместо этого я пополз в угол, где лежали инструменты. Упрямство — моё второе имя, не иначе!
Я схватил ведро, дотянулся до пилы и матерчатого пояса со стамесками. Пересилив страх, я развернулся и стал швырять инструменты в дверной проём. Я видел, как ведро покатилось по траве. Вслед за ним на улицу вылетел топор. Двуручная пила зацепилась за край проёма и, зазвенев, упала возле самого выхода. Чёрт!
Выбросив всё ценное, я сам пополз к двери. До неё было совсем недалеко, но мне потребовалась целая вечность, чтобы уцепиться пальцами за нижнее бревно, подтянуть тело и высунуть голову наружу.
Я жадно сделал несколько глотков воздуха. Затем перевалился через порог, прикрывая голову руками, и упал на землю снаружи. Отшвырнул прочь чёртову пилу. Не пробуя больше подняться на ноги, встал на колени и пополз подальше от пожара.
Стены полыхающего домика с треском провалились вниз. К небу взметнулись языки пламени и снопы искр. Волна горячего воздуха настигла меня. Я обернулся и увидел, как сразу вспыхнула высокая ёлка, стоявшая рядом с домиками. Измученная жаром хвоя устала сопротивляться огню и загорелась мгновенно, словно даже с каким-то облегчением.
В груди похолодело. На мгновение мне показалось, что это конец. Между мной и озером гудел огонь. Пытаясь обползти его, я потеряю время. Со сломанной ногой не убежать. Да и куда убежишь от пожара? Огонь быстрее, он мгновенно набросится на высушенный летним солнцем лес.
Оставалась река. Если доползти до неё и переправиться на другой берег — можно спастись. Я отвернулся, закусил губу и пополз в сторону Песенки.
Колючие прошлогодние иголки впивались в ладони. Под колени то и дело подворачивались твёрдые прошлогодние шишки. Я хватался руками за траву и упрямо полз вперед.
— Эй, парень! Что с тобой? Встать можешь?
Голос был хриплым, он напоминал горловой медвежий рык.
Я поднял голову и уткнулся взглядом в стоптанные кирзовые сапоги, в которые были заправлены старые выцветшие штаны защитного цвета. На коленях штаны были грязными.
— Можешь встать?
Я отчаянно замотал головой.
— Нет! Нога...
— Ясно.
Крепкие руки подхватили меня подмышки, потянули вверх. Я упёрся здоровой ногой в землю и кое-как поднялся.
— Обопрись на меня, давай!
Незнакомец оказался ростом ниже меня, но
