тянет девушек ко мне. Светка и Люда пока со мной, но связи с ними сугубо платонические.
«Чёрт, хотел бабушке телеграмму отбить, был же на почтамте, вернее, недалеко от него», — запоздало понимаю я.
— Может, ты на меня ещё сядешь? — слышу возмущённый девичий голос в автобусе.
Опускаю глаза вниз и вижу — толпа меня прижала к девушке, сидящей на одиночном кресле у окна, в руках у которой была коробка с тортом.
— Предложение приемлемо! — голосом терминатора-Шварценеггера говорю я и делаю вид, что вот-вот сяду на коробку.
— Похож-похож на Терминатора, — хвалит меня девушка, даже не пытаясь убрать коробку.
Не боится.
— Видела «Терминатора»? — спрашиваю я с целью завязать знакомство, ибо девушка в моём вкусе.
— Парень, передай на проезд, — в мою руку попадает пятачок от толстой матрёны, стоящей рядом, которой этот пятачок тоже кто-то сунул.
Да, самообслуживание сейчас в автобусах, и прозрачная касса с билетами, куда этот пятачок кинуть нужно, рядом со мной находится. Невозмутимо отрываю билет, передаю его тетке, а пятак кладу в карман под удивлённый взгляд сладкоежки. Наклонившись к ней, рассказываю анекдот про Раскольникова. Мол, одна старушка — десять копеек, а если десять старушек грохнуть — уже рубль!
— Триста семнадцать рублей шестьдесят копеек он украл, — строго поправляет меня моя слушательница и презрительно добавляет: — Пятачок пропьешь, наверное?
«Совсем юмора не понимает!» — огорчаюсь я и кладу пятак туда, куда и положено.
— Как можно напиться на сворованный пятак? Вот, если бы, как Шариков, два червонца украсть, — грустно шучу я и прокалываюсь.
Понял я свою ошибку не сразу, а когда увидел удивлённо-заинтересованный взгляд девушки. Булгаков, поди, ещё запрещён здесь! Самиздат, конечно, его знает, а вот книги не издаются. Хотя, нас никто особо не слушает, гул стоит такой в транспорте, что себя слышно плохо. А произведение девушка точно читала.
— Давай я тебе на коленки сяду, — предлагает она вставая.
От неожиданности сажусь, и мне на колени падает почти невесомая моя новая знакомая.
— Ты сам как шарик! — хихикая, гладит она мой короткостриженый по моде округлый череп.
— «Шарик — это значит круглый, упитанный, глупый, овсянку жрёт, сын знатных родителей», — поправляю я. — Толя я.
— Я Марина! В гости еду к деду, — представляется девушка.
Смотрит Марина на меня с симпатией и ждет продолжения знакомства.
— Ты где «Собачье сердце» читала? — тихо спрашиваю я.
— Да у деда же! Ой! Дед ругаться будет! Приносят ему иногда литературу, — также тихо говорит Марина.
— Дед в Студе живет? — спрашиваю я, так как мы уже едем по улице Киренского. Cкоро мне выходить на остановке «Гастроном».
Выйти решаю вместе с Мариной, хочу поболтать, о чем ещё пишет самиздат.
— Нет, в Академе! А поехали вместе в гости? — предлагает малышка.
Точно, автобус же идёт до Академа. Оттуда мне потом добираться до дома трудновато. Или пешком час идти, или автобус ждать час, а ещё небо хмурится, и дождь того и гляди, ливанёт. И ещё там Людмилка может нас увидеть, хотя, она сегодня допоздна марширует под руководством Михалковой-Соловьёвой. Отказаться или подумать хорошеньно не успеваю.
— С меня поцелуй, — шепчет Марина.
— Три! — против воли спорю я. — Три поцелуя принцессы!
Уже отказаться совсем не по-мужски будет, да и делать мне нечего вечером.
— Я в педе учусь на втором курсе, а ты где? — спрашивает девушка, не выказавшая никакого возмущения против тройного увеличения гонорара.
— Я тоже второкурсник, зональной комсомольской школы, — говорю я, с сожалением отпуская девушку с колен.
На конечной «Студгородка», четыре пятых пассажиров автобуса вышли, и мест свободных стало много. Пересаживаемся в конец автобуса на сдвоенные кресла, и я слушаю трёп Марины.
— Надо же, руку подал! А у тебя хорошее воспитание, похоже, — удивляется Марина при выходе из автобуса. — Молодец!
— Не люблю, когда хвалят ни за что, — серьёзно говорю я.
— Давай в «стекляшку» зайдём, — предлагает Марина, указывая на продуктовый магазин на остановке.
Смотрит на меня с интересом, а я смотрю на неё. В магазине обычный ассортимент советской действительности.
— Сок надо взять, берёзовый, дед любит его, но мне тяжело нести, банка трехлитровая же, — деловито оглядываясь, командует девушка.
— Шарик донесет, Шарик сильный, — шучу я, опять вызывая смех у подружки.
В одной руке парочка книг, купленных по дороге в Дом быта, в другой будет сок, три литра. Чего не донести? А легко с Мариной. Доброжелательная она, не зануда закомплексованная. Ещё мне импонирует, что она — особа начитанная. Подружка мне по пути рассказывает о своём деде-фронтовике, который был мачехой отправлен в детдом! Добровольцем ушёл на фронт, хотя имел бронь, и сегодня, вроде как, отмечает годовщину своей первой военной награды.
— Я только забыла, за что его наградили! — болтает без умолку она.
Такому человеку бы купить что покрепче, но тут не отпускают. Тем не менее, к соку, купленному на деньги внучки, я добавляю пять стаканчиков мороженого пломбир, купленных уже на свои скромные остатки сбережений.
Вот и нужная панельная пятиэтажка, совсем недалеко от дома, где живет Люда, кстати. Встречает нас бабушка лет шестидесяти, это я понял из радостного возгласа «Бабуля!» моей спутницы.
— Знакомься, это Шарик! Тьфу, Толик! — смеется Маринка.
— Аф, — неожиданно для себя подтверждаю я.
— Люблю мужчин с юмором, — тепло смотрит на меня баба Маша.
Заходим. Нас сразу облегчают от груза покупок и тихонько, но настойчиво, отправляют мыть руки. На кухне мельком вижу подготовку к праздничному обеду. В зале стоит раздвижной стол, накрытый скатертью, и уже уставленный закусками. Вернее, не так. Стоит импортная полированная стенка, вся заставленная книгами. Богато! Рядом шкаф, по типу купеческого, деревянный, явно самодельный, через стеклянные дверцы которого, тоже видны книги. Знакомимсяс некой Ирой — тетей Марины, модницей, по виду лет до сорока и мелкой десятилеткой Настей. Настя — тоже Маринина тетя! Это приёмная дочка деда.
— А где дед? — спрашивает Марина.
— Сейчас будет, к соседям зашёл, — поясняет хлопочущая бабушка.
— Ба, а за что деда наградили? Толя интересуется, а я забыла, — спрашивает моя подружка, пока старушка не ушла.
Мне достают наградной лист медали «За отвагу». Бережно открываю его.
