мной овладела безумная надежда — я все же смогу уйти! Путь открыт! Немцы сейчас заняты пожаром на базе, и стягивают все силы на его тушение.
Я рвался сквозь сады напрямую, сминая кустарники и деревья. Кто-то выстрелил мне вслед, но снаряд лишь чирканул по боковой броне, рикошетом уйдя в сторону. Я уже не менял место, сейчас было не до ответной стрельбы. Враг, наконец, очнулся и бросился мстить, стремясь всеми возможными силами стереть меня с лица земли.
Слегка приоткрыв люк мехвода, я получил лучший обзор и новую порцию воздуха. Еще чуть-чуть, еще немного… а там поле и лес за ним, поднажму и уйду от преследования! Это стало казаться реальностью, а значит — выполнимо!
Последний рывок. Мне осталось пересечь узкую улочку, снести очередной забор.
И свобода?..
Преследующие меня танки явно отставали, им не хватало буквально несколько минут.
Я уже видел перед собой свободное пространство окрестных полей, пересечь которое я должен успеть за четверть часа, а вдали — спасительный лес.
И тут передо мной на расстоянии пятидесяти метров выросла фигура в офицерском кителе. Тот самый гауптман, командовавший техниками на базе! Я точно был в этом уверен!
На правом плече у него лежала труба фаустпатрона. Капитан целился не спеша, казалось, ничуть не волнуясь тому факту, что прямо на него не летит грозный танк, только что уничтоживший половину деревни.
У меня до невозможности обострились все органы осязания. Так бывает иногда в минуту смертельной опасности, организм черпает силы, понимая, что если их не будет, то придет смерть.
Я успел разглядеть лицо капитана.
Да сколько же можно? Ведь я уже убивал тебя, целых два раза, но, по какой-то непостижимой случайности, ты все еще жив. Белобрысый фриц с косым шрамом через половину лица.
Сейчас я раздавлю тебя гусеницами, размажу по земле, раскатаю в мясной рулет!
Капитан выстрелил.
Граната полетела вперед, и я, как в слоу-моушн, видел дымный хвост, который она оставляла следом, и смерть, несущуюся прямо мне в лицо.
Все, что я успел сделать, это дернуть за рычаги боковых фрикционов и в последнюю секунду чуть отвернуть танк направо.
Граната пробила броню, и тут же рванула боеукладка «Уральца».
За миг до этого я сиганул ласточкой в люк мехвода, прямо с места, хотя думал, что подобный трюк невозможен в принципе.
Взрывная волна отбросила меня вперед, прямиком в кусты, которые слегка смягчили удар, но оцарапали мне и лицо, и руки.
И все же я еще был жив.
А «Уральца» больше не существовало. Танк горел так яростно, что останься я внутри, зажарился бы за мгновения.
Я попытался было привстать, но ничего не получалось. Силы внезапно оставили меня.
И все же я попытался вновь.
Оперся на предплечья, встал на четвереньки, уперся кулаками в землю, сумел встать на одно колено… еще чуть-чуть и справлюсь, успею, спасусь… я должен!
И тут передо мной оказался белобрысый. Уже без фаустпатрона, с обычным пистолетом в правой руке, он стремительно приблизился, чуть сместился в сторону и коротко ударил меня рукоятью прямо в висок.
Это было последнее, что я успел осознать, прежде чем спасительная бесконечность не приняла меня в свои объятия.
Интерлюдия 2
Уве Рихтер, он же Генрих фон Метерлинк выжил в тот день, но как он это сделал — и сам не смог бы после описать. Невероятное везение, воля богов, не иначе! Когда этот русский выпалил в него прямой наводкой из «Королевского тигра», то взрывной волной его отбросило метров на десять назад, а осколками посекло с головы до пят.
Окровавленного, похожего на кусок свежеосвежеванного мяса, его доставили в полевой госпиталь без малейшей надежды на то, что этот человек доживет до утра.
Хирург, вынимая из его тела один осколок за другим и скидывая их в чашку, сказал ассистирующей медсестре:
— Удивительно, как усердно его организм цепляется за жизнь! Такая способность свойственна, скорее, микроорганизмам, вирусам, но никак не людям… это настоящий уникум, и в другое время я рекомендовал бы изучить его в лабораториях боннского университета иммунологии и микробиологии. Но сейчас это абсолютно невозможно! Чертова война, когда же она кончится!..
Сестра, привыкшая к антимилитаристской позиции хирурга, но вовсе ее не разделявшая, промолчала, а про себя подумала, что пора писать очередной рапорт в соответствующие органы, в который в обязательном порядке следуют включить и эту историю.
Генрих провалялся неделю в лазарете, потом был переведен в тыл, но поправлялся какими-то немыслимыми для обычного человека темпами, и тут же вновь подал рапорт об отправке на фронт.
Великий Рейх нуждался в солдатах, и рапорт, после прохождения комиссии, был удовлетворен. Генриха вернули в расположение с повышением в чине. Теперь он стал капитаном, но это его волновало мало.
Все, о чем он мечтал — найти того русского и отомстить ему. Он чувствовал, что их судьбы немыслимым образом переплелись, и что это, казалось бы, невыполнимое желание, обязательно сбудется. Нужно просто быть на передовой, там, где вероятность встречи сведется к максимуму.
Учитывая недавнее ранение новоиспеченного капитана, его отправили руководить технической базой в какой-то дыре, где восстанавливали всевозможную технику, доводя до рабочего состояния. Ресурсы требовалось беречь, и все, что могло быть починено, должно было быть отремонтировано.
Но, конечно, Генрих не ограничился подобными мелочами, а быстро развил обширную деятельность в округе, поставляя великой родине бесплатную рабочую силу в виде дееспособных женщин и детей, живущих на оккупированных территориях.
Он вновь сошелся с полицаем Мартыном Шпынько, который не просто уцелел, а сумел увеличить численность своей группы, и теперь наводил страх в захваченных деревнях и поселках, отличаясь абсолютной безжалостностью и жестокостью. Его боялись даже многие немцы, и при случае, не против были бы ликвидировать. Он внушал неосознанный ужас, как змея, при виде которой первый инстинкт — раздавить! Но пока Шпынько был нужен Рейху, поэтому он жил.
Немецкие войска методично отступали, и это очень не нравилось фон Метерлинку. Мысленно он давно уже ездил на танке по Красной Площади, да развешивал у себя дома коллекцию картин из «Русского музея». Но жизнь вносила свои коррективы, и Генрих страдал от бессилия что-то изменить. Он прекрасно помнил, во что выродилась немецкая нация всего за какие-то восемьдесят лет, и хотел иного… но как этого достичь? «Королевского Тигра», выпущенного на полгода раньше срока, было мало. Кстати, они так и не пошли в массовую серию. Выпустили два десятка машин и на этом остановились. В прошлой истории
