Бутусова и «Промежность Квадратьевну» Овчаренко. Назвал и педагогов по другим дисциплинам, требуя также записать их фамилии. Не забыл упомянуть, что с преподавателями иностранных языков ситуация выяснится на днях.
— Та-ак, — наконец произнес он тоном, подводящим промежуточный итог, — с этим вроде бы все?.. Переходим к самой приятной части программы!
И началась выдача билетов и зачеток.
Вот он, этот миг, ради которого потрачены столько сил, времени, бессонных ночей, пережито столько сомнений и тревог! Да, конечно, все мы здесь знали, что уже студенты, но все-таки увидеть материальное подтверждение, ощутить в руках официальный документ с печатью, с фотографией, по всем правилам!.. Это, как говорится, совсем другая история.
Да еще какой документ! Темно-синяя книжечка с золотым тиснением. Эффектно! И зачетка выполнена в том же стиле, но она все-таки не то. Это своего рода рабочая тетрадь. А билет — удостоверение личности. Серьезно, сдержанно, солидно. По-взрослому.
Получив оба документа и расписавшись за них в какой-то скучной ведомости, я не без удовольствия просмотрел оба. Все чин по чину: Родионов Василий Сергеевич, 1961 года рождения… Печать, подпись. На фото, разумеется, я был изображен «до моей эры»: в многократно подвергнутом сарказму «смокинге» и рубашке цвета «суп харчо». И с наивно-детским лицом. Сейчас я другой! И двух часов не прошло, как последний раз взглянул — из зеркала на меня смотрел, можно сказать, юный денди, знающий себе цену, уверенный и где-то даже дерзкий. И немудрено, что женский пол заметно залипает на такого кавалергарда в штатском…
По окончании процедуры вручения начальство убыло, объявив, что до завтра все свободны. И не успело оно, начальство, покинуть помещение, как Люба, обернувшись ко мне, радостно воскликнула:
— Василий! Поздравляю!..
Я глазом не успел моргнуть, как она заключила меня в объятия. Впрочем, вполне целомудренно, по-товарищески. Еще и похлопала по спине.
Это, понятно, вызвало какой-никакой фурор. Люба охотно объяснила:
— Так вы слышали, что ректор говорил? Про статью первокурсника?.. Так вот он, этот первокурсник, собственной персоной! Статью видали⁈
И она ткнула пальцем в газету.
— Надо же, — слегка насмешливый мужской голос. — Какие люди среди нас!..
— Растем! — постарался я попасть в тон. — Стремимся.
Тут и Саша подмастил прямо в жилу:
— Молодец! Смотри, станешь министром, не забудь!..
— Обещать не могу, но постараюсь.
Народ одобрительно расхохотался, а Люба все не могла уняться, словно ее медалью наградили. И народ как-то сам собой сгрудился вокруг нее, заплескались всякие необязательные разговоры… Похоже, что прежде незнакомые, полузнакомые парни и девушки охотно шли навстречу друг другу, желая познакомиться поближе.
А я под шумок удачно выскользнул из аудитории. Направился к лестнице. Захотелось побыть одному, поразмыслить…
Ага, как же.
— Товарищ корреспондент! — мелодичный голос сзади. — Популярных изданий!
Ну, понятно, кто может так выражаться. Небось долго шевелила мозгами, чтобы такую фразу придумать.
Я уже был на лестничной площадке, но пришлось остановиться и обернуться.
Лена смотрела на меня в упор со сложным выражением лица: стараясь быть одновременно и надменной, и саркастичной, и загадочной. Принцесса Греза!.. И видно было, что ее так и припекает знать, как этот изысканный флер влияет на меня.
Не дождетесь, барышня!
— Слушаю вас, — произнес я нейтрально.
— Так где мое письмо? Когда изволите вернуть?
Тоже, наверное, собирала эту тираду по всему словарному запасу.
— Теперь, наверное, никогда.
— Почему, хотелось бы знать?
— Застеклено в рамку и висит на стене как почетная грамота. Со временем передам в музей. Как образец изящной словесности. Да еще и с иллюстрациями.
Все это я говорил совершенно невозмутимо, однако тончайше давая понять, что такой вот у меня изощренный юмор.
Лена фыркнула:
— Очень остроумно!..
— Я тоже так думаю, — сказал я с издевательским бесстрастием.
Она помолчала. Флер начало сдувать, хотя хозяйка старалась держать его. Как можно равнодушнее спросила:
— Кстати! Кто эта вульгарная персона из моей группы? Которая так нагло лезет обниматься?
Я намеренно пропустил ядовитые эпитеты мимо ушей:
— Соседка по общежитию. Не вижу ничего плохого. Девушка такая… непосредственная.
Лена презрительно поджала губы и прищурилась:
— Дитя природы?..
— Человек искусства. Любовь.
— У кого любовь? — принцесса нахмурилась.
— У нее. Имя. Любовь Кирилловна Королева.
— О, Гос-споди!..
— А ты не слышала разве, когда билеты вручали?
— Ну, вот сейчас я буду слушать про всяких… — сварливо возгордилась красотка.
Я пожал плечами и сказал:
— Ладно, пойду. Ты со мной за компанию?
— Нет уж, я как-нибудь сама.
— Сама, так сама. Пока!
И я пошел вниз. У меня не было ни малейших сомнений, что Лена никуда от меня не денется, но крови попьет, конечно. Это надо принять как данность. Хочешь красивую женщину — будь готов к ее причудам. Не потому, что плохая, вредная или еще какая-то дрянная. Нет. Просто уж так устроен белый свет. Самой замечательной, самой расчудесной особе надо вести себя так, чтобы мужик где-то осатанел. Не так, чтобы уж очень, а вот на пол-шишечки годится. Есть в этом есть некий закон мироздания, необходимое напряжение для вселенской движухи. Чтобы галактики крутились так, как надо… Ну и если уж правду говорить, то с обратной, дамской стороны мужики тоже полудурки, которым невозможно объяснить самые элементарные для женской логики вещи. Почему, например, соль на кухне находится в банке с надписью «сахар». Как почему? Потому что бабушка сослепу насыпала пять лет назад, с тех пор так и стоит, все привыкли… Почему какая-нибудь Настя Мухина записана в телефонной книжке на букву С? Да потому что соседка по дому, из третьего подъезда — чего тут непонятного?.. Зачем надо обзываться «тупорылой», если сам дебил⁈
Размышляя подобным образом, я дошел до первого этажа, где внезапно наткнулся на редактора Столбова.
— О! — воскликнул он. — На ловца и зверь, извините за выражение… У тебя время есть?
— В общем, да.
— И отлично. Ну-ка, пошли ко мне!
И мы прошли в редакцию.
— Ну что, дебют свой видел?
— Видел, только прочесть не успел. Народ все расхватал, не досталось номера, — удачно сочинил я.
— Ну, это дело поправимое, — Андрей Степаныч хлопнул ладонью по пачке свежеотпечатанных. — Бери! Авторский экземпляр.
— Спасибо, — я взял газету.
— Садись. У меня к тебе серьезный разговор. Слушай!
— Ты, надеюсь, помнишь, какое событие грядет осенью…
