Вермахт отступал на всех фронтах. Раз за разом попытки стабилизировать ситуацию проваливались, оставляя все меньше и меньше надежд на хоть сколько-нибудь благополучный исход войны. Вспомнился Бек, взятый гестапо за подготовку переворота. "Мы проиграли войну в сорок первом. Сорок второй и сорок третий просто лишили нас шансов на выживание", – эти слова из протокола допроса, прочитанные фюрером, сейчас жгли то, что заменяло нацистскому вождю душу.
– Нет! Германия будет сражаться! – попытки убедить себя у Гитлера всегда получались неплохо. – Мы их остановим!
До окончания Великой Отечественной войны оставалось меньше двух месяцев…
Последнее время Богдан все чаще ловил себя на мысли, что с нетерпением ждет каждой субботы. Время, которое он раньше тратил на размышления перед камином или на террасе, смотря на огонь или звезды, с недавних пор генеральный секретарь проводил несколько по-иному.
Все началось после той памятной конференции в университете и не менее памятного студенческого бала. Так до сих пор и не ответив себе, кто из девушек ему нравится больше, Драгомиров рассудительно отложил этот вопрос на потом. А пока что наслаждался их компанией, твердо пообещав себе сделать выбор к концу августа.
Однако это было лишь частью происходящих в его жизни изменений. Помимо прочего, подмосковная дача генсека потихоньку превращалась в место, где субботними вечерами встречались те самые представители "технократии", в которой он видел будущее СССР. И, помимо "технократов" состоявшихся, сюда могли получить пропуск и те, кто только постигал науки в московских университетах. Естественно, не все – только лучшие из лучших. Те, кому, опять же, такое право доверили сами студенты.
А потому суббота из дня тихого превратилась в день шумный, наполненный общением с будущей – и настоящей – элитой страны.
Начавшиеся на более-менее регулярной основе лишь весной, причем поздней, эти встречи, однако, довольно заметно сказались на результатах летней сессии. Попасть в гости к человеку, олицетворяющему собой Советский Союз, первому лицу государства как такового, плюс возможность пообщаться со знаменитыми конструкторами и учеными, артистами и военными… Не надо объяснять, чем это казалось молодым людям, особенно тем, кто только недавно выбрался в Москву из какой-нибудь деревни или маленького провинциального городка. В университетах мгновенно организовалась самая настоящая гонка. В учебе, спорте и даже самодеятельности.
Алена с Дарьей в обстановку вписались идеально. Обе были отличницами, обе имели заметные успехи во "внеклассной деятельности": Дарья выступала за физтех в гимнастике, а Алена играла в студенческом оркестре МГУ на рояле. Так что одним выстрелом Драгомиров убил сразу целую толпу зайцев. Поднял собственную популярность в народе (пусть и казалось, что ей расти уже некуда), в очередной раз представил СССР в ангельском свете перед остальным миром (ибо встречи эти никакого секрета из себя не представляли, а потому на них пару раз засветились даже и иностранные гости) и улучшил успеваемость в столичных вузах. Побочно получив великолепный предлог приглашать к себе на дачу обеих девушек.
Последнее, впрочем, в каком-то смысле играло ему на руку. Мужики, ухмыляясь, понимающе кивали головами: "Я б тоже мучился – из таких-то выбирать. Тут же голову сломаешь". Женщины смотрели на ситуацию с другой стороны – ведь это так романтично! Одинокий рыцарь в сияющих доспехах ведет себя как джентльмен и не может выбрать, какая из них является "той самой". И как раз активно обсуждали этот выбор. Учитывая, что в Советском Союзе традиция льстить начальству все еще была сильна, в "Правде" как-то появилась хвалебная ода высшим учебным заведениям. В частности – московским. И рассказ об успехах студентов тоже. И некоторых студенток… Потом, конечно, сверху прилетел втык – но дело уже было сделано. Народ намек понял и сплетничать принялся еще активнее. В конце концов, в пятидесятых годах мыльных опер в СССР по телевидению не показывали…
Так что образовалось сразу три партии, всегда проявляющиеся в кухонных разговорах. "Алены", "Дарьи" и "кто-нибудь еще, а то эти Самому явно не пара". У мужиков, кстати, все три фракции тоже присутствовали. Даже на бутылку забивались, кого выберет генсек.
Сплетни – чего с ними-то поделаешь…
* * *
– Понимаешь, Лена, сейчас впервые в истории настал такой момент, когда переход человечества на следующую ступеньку цивилизации возможен относительно мирно, – вечерняя прохлада уже чувствовалась здесь, в лесочке рядом с подмосковной дачей Драгомирова. Легкий ветерок, треплющий непослушные волосы, делал его гораздо менее серьезным на вид, добавляя к вечно строгому образу какой-то молодецкой удали.
Разговор, впрочем, шел довольно серьезный. Прогуливаясь с Аленой под сенью зеленых крон, Богдан пытался объяснить ей, каким видит будущее советского государства:
– У нас есть шанс доказать, что война для этого не нужна. Нам надо лишь только выиграть соревнование двух столь антагонистичных друг другу систем без пролития лишней крови. Выиграть убеждением, своими достижениями и успехами, а не войной.
– Но ведь товарищ Сталин писал про то, что при приближении победы противоречия будут нарастать? – Лена поправила спадающую на глаза челку и задиристо улыбнулась.
– И был прав. Но наша задача лишить эти противоречия разрушительной составляющей. В конце концов, Маркс писал, что противоречия суть основа развития. А без развития нам никуда…
Драгомиров помолчал, наслаждаясь отличной погодой и компанией прекрасной девушки.
– Но как? – студентка, однако, желания "послушать тишину" пока что не испытывала.
– Непросто. Даже, пожалуй, очень сложно. Ведь наш путь – это не путь конфронтации, нет. Его смысл в другом. Раскрытие потенциала каждого человека, его заинтересованность в труде, творчестве, самосовершенствовании. И заинтересованность искренняя, а не напускная.
Основа нашего развития – это борьба с собой, со своими слабостями и пороками. Ведь только неустанный труд на благо общества приведет нас к торжеству коммунизма. Когда-нибудь, – Богдан усмехнулся. Потом покачал головой и коротко хохотнул. Алена удивленно на него посмотрела.
– Скажи мне вот кто-нибудь еще лет двадцать назад, что я доживу до момента, когда в космос полетят советские ракеты, тот молодой Драгомиров решил бы, что говорящий это свихнулся.
Лена хихикнула и на секунду прижалась к Богдану.
– Точно. Может, еще лет через двадцать будем смеяться по поводу каких-нибудь невероятных машин. О которых сейчас даже не задумываемся. Уникальное время, да?
