Узнав, кто является его противником, Дзержинский задумался о том, стоит ли вообще заниматься телеграфом, не будет ли это не просто сложной, а непосильной задачей. Но с другой стороны триумвират Сталин-Троцкий-Дзержинский уже замахнулся на невозможное и право первого удара, самого главного, выпала как раз на долю Дзержинского. Это было и большой честью, и громадной ответственностью. Подумав еще несколько минут и прокрутив несколько раз в голове все «за» и «против», Феликс Эдмундович обратился к коменданту.
— Как Вас по имени-отчеству? — спросил он.
— Соловьев Всеволод Андреевич, бывший штабс-капитан, — представился тот.
— Всеволод Андреевич, Вы понимаете, что после Вашего расстрела Ваша семья останется без кормильца, а в эмиграции их не только никто не ждет, они там вообще будут никому не нужны? У Вас дочь, которой тринадцать лет и сын, которому двенадцать, престарелая мать и никто из них не сможет заработать на кусок хлеба. Я очень сомневаюсь, что Ваша жена сможет, работая посудомойкой или уборщицей, прокормить четырех человек. Ведь у нее, после того как закончатся Ваши сбережения, останется только один путь. И путь этот на панель. Вы понимаете, на что Вы обрекли ее?
Комендант молчал, на него было жалко смотреть. Складывалось впечатление, что из него только что вынули некий стержень и этим самым выпустили весь воздух.
— Зачем Вы мне это говорите, Вы хотите унизить меня перед казнью? — наконец открыл рот бывший чиновник.
— Я хочу сказать, что Вы, господин штабс-капитан, нашли очень легкий путь решения Ваших личных проблем. Вы совершили поступок, и не так важно правильный он или нет. А теперь, когда пришла пора отвечать за сделанное, Вы собрались взойти на эшафот с высоко поднятой головой. При этом Вы убедили себя, что таким образом Вы спасаете свою семью. А Вы уверены, что это будет для них спасением? Вы не подумали, что обрекаете их на еще большие мучения? Подумать об этом Вам не пришло в голову, Всеволод Андреевич? — Дзержинский внимательно смотрел на офицера, а тот во время этого монолога все ниже и ниже опускал голову. — А теперь получается, что, вывезя Вашу семью за границу, что, несомненно, будет сделано, я тоже возьму на себя часть Вашей вины перед семьей. А в это время Вы, прекрасный специалист, будете бесполезно гнить в какой-нибудь яме. И это вместо того, чтобы решать множество проблем, которые прямо сейчас стоят перед Родиной, вместо того чтобы направить свои силы и умения ей в помощь в час, когда гибнет само государство. Вместо всего этого, Вы лишили будущего не только себя, но и своих близких. Своей никчемной смертью Вы лишаете этого права и свою страну, — после этих слов Соловьев вскинулся. — И не будем говорить о политике. Мы с Вами не в бане. Неужели я неправ, Всеволод Андреевич? Неужели Вы действительно считаете себя настолько бесполезным для России? Что же произошло с Вами, если Вам, русскому человеку, этот вопрос задаю я, поляк?
После этих слов Дзержинский встал и подошел к окну. Он некоторое время постоял возле него, глядя на привокзальную суету, потом обернулся к коменданту.
— У вас есть, что сказать мне, Всеволод Андреевич? Вы хотите помочь себе, своей семье, своей Родине? Я не предлагаю Вам предать, люди придут и уйдут. Я предлагаю Вам попытаться найти компромисс, право самому ответить за свои поступки, не перекладывая это на плечи Ваших близких. Я предлагаю Вам будущее.
— Вы сам Дьявол, товарищ Дзержинский. Что я должен буду делать? — подумав, задал вопрос Соловьев.
— У меня были слишком хорошие учителя, Всеволод Андреевич. Но не будем об этом. Я знаю, что Вы прекрасно знакомы с телеграфным делом. Я в этом разбираюсь плохо, но думаю, что в сообщениях, которые Вы тут отправляли и получали, есть некие секретные знаки, например набор букв или что-то еще, указывающее на подлинность. Вы ведь знаете все эти знаки?
— Это, правда и такие метки есть. Я знаю их все, — подумав, ответил бывший штабс-капитан Соловьев.
— А Вы, Всеволод Андреевич, уверены в этом? Сможете Вы передать в штаб Колчака телеграмму, причем так, чтобы там никто не догадался о том, что передают правдивое сообщение? Подумайте хорошо. Я не могу доверять этим людям, но могу дать Вам возможность помочь мне в очень важном деле.
Этот вопрос заставил надолго задуматься коменданта. Задумавшись, он поднялся со стула и направился к окну. В этот момент, стоявший за спиной у штабс-капитана Колыванов, посмотрел на Дзержинского, но тот сделал разрешающий жест рукой и чекист остался стоять на месте, не препятствуя передвижению Соловьева. Тот минут пять постоял у окна, потом вернулся и сел на свой стул и обратился к Феликсу Эдмундовичу.
— Я смогу помочь Вам. В чем будет состоять моя задача? Зачем Вам нужен именно я?
— Хорошо, что Вы так уверены в своих силах, Всеволод Андреевич. Ваша задача будет состоять в том, чтобы в назначенное время отправлять и получать телеграфные сообщения. Причем так, чтобы телеграфист на той стороне не усомнился в том, что за аппаратом те, кто ему передавал сообщения до этого. Точно сможете? — Дзержинский пронзительно посмотрел на бывшего штабс-капитана.
— Уверен, что смогу, господин Дзержинский, — ответил тот.
— Теперь о том, зачем нужны именно Вы. В том случае, если колчаковцы захотят прислать связного для координации действий, вполне логичным будет его встреча именно с Вами. Так как вся связь с заговорщиками осуществляется через Вас. Также в случае посылки в Пермь террористической группы белогвардейцев, для организации диверсий, они тоже придут к Вам. И Вы их обязательно встретите. Кроме того, колчаковцы могут прислать человека, чтобы он просто понаблюдал за Вами, посмотрел все ли в порядке и не арестованы ли Вы. Вы согласны оказать мне содействие в этом деле? Если согласны, то тогда давайте договоримся так. Ваша семья остается в заложниках, будем называть вещи своими именами. Они будут находиться дома, но под присмотром. Вы же, как и до этого момента, будете комендантом станции. Домой к Вам, скорее всего никто не придет, это слишком заметно. А вот сюда, где все время толпа людей, очень даже могут. В случае Вашего предательства, Вы сначала увидите, как расстреляют их, а только потом очередь дойдет и до Вас. Надеюсь это понятно?
Председатель ВЧК посмотрел на Соловьева и, дождавшись пока тот кивнет, продолжил.
— Хорошо. В случае если Вы действительно сможете продолжать держать связь с колчаковцами и передавать им сообщения, я обещаю, что по окончании этой операции Вы и Ваша семья беспрепятственно выедете за границу. Если Ваша помощь окажется действительно ценной, то тогда мы с Вами еще об этом поговорим. В противном случае, Вы знаете.
