— Приято, зеленый дым обозначает местоположение союзников! Все слышали, парни?!
— Отель-Кило-один, нам удалось обнаружить одного из ангелов, как поняли, прием!
А вот это была новость…
— Скайларк-два, понял вас, один из ангелов у вас, прием.
— Отель-Кило-один, нужна срочная эвакуация, ангел в тяжелом состоянии, повторяю — нужна срочная медицинская эвакуация, прием!
— Скайларк-два, принял.
— Наблюдаю дым! — крикнул штурман — зеленый дым на два часа!
— Скайларк-два наблюдаю зеленый дым на два часа от нас, подтвердите, прием.
— Отель-Кило-один, подтверждаю, мы слышим вас! Вы где-то близко, прием!
— Скайларк, вас понял, мы идем к вам!
Вертолет, с поразительным для такого гиганта проворством следующий за складками местности, перевалил хребет, пошел ущельем, моментально наполнившемся гудением трех мощных турбин.
— Наблюдаю группу людей на одиннадцать часов. Кажется, они в форме… муджи, сэр! Там среди них муджи!
Командир спасательного вертолета принял штурвал на себя, поднимаясь вверх и разворачивая машину для того, чтобы души оказались в секторе огня одного из бортовых пулеметчиков.
— Сэр, наблюдаю морских пехотинцев! У них зеленые сигнальные огни, они размахивают ими! — стал докладывать бортовой пулеметчик — враждебности не проявляют!
Черт…
Командир корабля — а это был именно воздушный корабль, вертолет, который размерами уступал только русскому Ми-26 — нарушив инструкцию, отвлекся от пилотирования и сам посмотрел на все это через левый блистер пилотской кабины. То, что он там увидел, заставило его грязно выругаться.
— Скайларк-два, вопрос — какого черта среди вас гражданские с ослами, прием?!
— Отель-Кило-один, это не гражданские! Это еще одна поисковая группа, прием!
— Скайларк-два, мы вас чуть не отутюжили, так вас мать! Вопрос — посадочная площадка в безопасности, прием?
— Отель-Кило-один, здесь невозможно сесть. Пока что зона в безопасности, через пять минут — не знаем! Давайте быстрее, прием!
Огромный вертолет завис над склоном, первыми на землю по лебедке соскользнули парашютисты — спасатели, потом спустили пластиковые носилки, выглядевшие как неглубокая ванна с ремнями. Падшего ангела-один, а точнее капитана Родстока, осторожно перенесли в носилки, пристегнули и дали сигнал поднимать…
— Какого черта ты не сказал, что ты знаешь английский?! — проорал уорент-офицер Коффи на ухо моджахеду, которому он так занятно пытался объяснить, что ему нужно. Оба они прикрывали лица платками — лопасти вертолета подняли чертову тучу пыли и мелких камней
— А ты что, спросил? — проорал в ответ моджахед
Крыть было нечем.
— Это твой отец, парень? — спросил уорент-офицер у своего пулеметчика
— Да, сэр!
— Я давно тут воюю, офицер! — сказал моджахед
— Как давно?
— С восемьдесят шестого года!
— Что?!
— С восемьдесят шестого! С перерывом на двадцать лет!
— А что ты мне ничего не сказал про отца?!
— Я ничего не знал, сэр!
Уорент-офицер Коффи посмотрел на бородатого гиганта с уважением. Он знал, что когда-то давно здесь были русские. Получается… получается, что этот человек воюет здесь от двенадцати до пятнадцати лет. Пресвятой боже… когда он с ним говорил — он мог поставить все свои деньги на то, что перед ним пуштун.
К сидящим и прикрывающимся платками от пыли людям подбежал сержант морской пехоты из спасательной команды, придерживая рукой свой спасающий его от пыли платок — шемах
— Сэр, кто из вас Ромео-сорок?
— Я! — ответил моджахед.
— Вас срочно требуют на связь, сэр! Немедленно! Вас вызывает Кабул!
Моджахед встал и вместе с сержантом побежал к вертолету.
Уорент-офицер Коффи хлопнул своего пулеметчика по спине.
— Парень, у тебя крутой отец. У тебя чертовски крутой отец, парень! Боже, да его не отличить от местного, он через эти горы как раскаленный нож через масло может проходить! Ты должен гордиться тем, что у тебя такой отец, парень!
Капрал Дим Протасофф ничего не ответил. Только сплюнул на землю.
После связи с Кабулом, в ходе которой некий Ромео-сорок обменялся со штабом парой непонятно чего значащих фраз, командиру Отеля-Кило-один передали приказ забирать на борт всех — спасателей, Падшего ангела-один, душманов, морских пехотинцев и на полной скорости уходить на Кабул. Что же касается Падшего ангела два — то на его поиски пообещали поднять еще один спасательный вертолет.
Так и сделали. Поднялись по тросам — и на полной скорости пошли направлением на запад, в сторону Кабула. На земле осталось больше сорока убитых моджахедов, кучи стреляных гильз, да три осла с пустыми переметным сумами. Ничего такого в этом не было — осел в этих горах не пропадет, рано или поздно кто-то найдет их, увидит, что у них нет хозяина, и заберет их себе…
В отличие от капитана Родстока, его офицер управления огнем приземлился не так удачно. Он сумел катапультироваться буквально за секунду до того, как ракета разнесла в клочья ударный самолет. Громыхнуло так, что ему показалось, будто граната взорвалась прямо перед его лицом. Но он остался в сознании, катапультное кресло не было повреждено, парашют раскрылся нормально, и он даже видел парашют своего напарника — напарник его не видел, а он видел, потому что напарник приземлялся спинкой кресла к нему. Между ними было не меньше двух миль расстояния, и это было плохо — в горах такое расстояние можно идти несколько суток. Ну, да не оставит нас милостью Господь…
Славьтесь, славьтесь, святые отцы…
Капитан Роуленд вспомнил этот гимн мормонов, как он делал это всегда, когда ему было плохо, или он испытывал сомнения в вере. В городе, где он родился, общиной был выстроен большой и величественный храм на тысячу прихожан, у него был высокий и светлый купол, дававший такую акустику, что даже шепот проповедника был слышен в любом уголке зала. Как бы он хотел перенестись сейчас туда, из афганского неба — в храм. Чтобы молиться Господу и просить у него прощения за то, что он наделал…
За то, что он наделал. Ведь если бы он творил праведное — разве Господь поверг бы его на землю?!
В отличие от капитана Родстока, кресло капитана Роуленда не пошло кувыркаться по склону, когда он приземлился, но это не помогло. Капитан был ранен несколькими осколками и выбрался из кресла с трудом. Каждое движение причиняло боль.
Джозеф Смит, апостол мормонов, за свою веру перенес немыслимые страдания и был убит — но не отрекся. Теперь, видимо, настала его очередь крепиться в вере своей…
