Один из первых случаев неприятного разговора с юной вдовой произошел у меня буквально через три дней после отъезда канцлера. Поняв, что шан будет зимовать в замке, я сама отвела ее в швейную мастерскую и попросила ронсу Милль сшить несколько платьев и все остальное, что попросит гостья – Эльда ростом выше меня на целую ладонь, и, признаться, мое платье сидело на ней несколько неуклюже. Шан тогда потупилась и попросила разрешения шить одежду вместе с Келти.
- Она, санги Алуна, лучше понимает, что я хочу. А я учусь у нее красиво и ровно шить.
Возможно, в этом была и моя вина, но через несколько дней за обедом, именно в тот день, когда в гости к Ольгерду за чем-то заехал сангир Кетро со своим управляющим, еще до того, как подали первое блюдо, я разговаривала с ними в трапезной, когда муж вдруг прервался на полуслове и вытаращил глаза. Одновременно с гостями я обернулась к дверям и увидела шан Эльду в ее новой одежде.
Платье ее напоминало очень короткую приталенную тунику – гораздо выше колена и плотно охватывало изящный стан. Блестящий желтый атлас был щедро осыпан золотыми украшениями – пятилепестными цветочками со вставками из искрящихся зеленых и красных камешков, и все бы ничего, но полы туники не сходились на смуглом обнаженном теле сантиметров на десять, а чтобы они не распахивались, их скрепляли изящные золотые цепочки, которые совершенно не мешали рассматривать и полуобнаженные округлости груди, и бархатистую кожу живота.
В пупок Эльды была вставлена сережка с крупным граненым рубином, шаловливо поблескивая над низко спущенными желтыми же, полупрозрачными шароварами.
Черные волосы, завитые в роскошные кудри, небрежно разметались по плечам, а на макушке кокетливо сидела крошечная круглая парчовая шапочка, с которой на золотистой нити спускался на чистый лоб прекрасный граненый рубин в форме миндалины в золотой оправе. Она чуть развела в стороны кисти, тонкие пальчики которых были унизаны роскошными перстнями и низко поклонилась, сверкнув прекрасным смугловатым телом.
Растерялись все. И Ольгерд, который не мог дать понять гостье, беззащитной юной девочке, что по местным меркам она оделась непотребно, и я, которая в своей жизни видела наряды гораздо откровеннее, но понимала, что в этом мире такое – неуместно, и управляющий сангира Кетро, сидевший с бордовым лицом, и сам рыцарь, рассматривающий чудное видение с большим любопытством, и даже сангир Перон удивленно вздернул брови.
Положение спасла санги Брон, со словами: «Прошу прощение, санги Алуна, я забыла распорядиться насчет десерта!», она встала из-за стола, на выходе ловко подхватила почему-то застывшую в дверях шан Эльду и дивное видение исчезло. Беседа за столом возобновилась не сразу – все были несколько растеряны, санги Брон вернулась без нашей гостьи, сославшись на то, что у девушки внезапно разболелась голова. Обед прошел скомкано.
Конечно, после обеда я поговорила с юной шан и объяснила, что раз уж она живет в этой стране и не хочет возвращаться под опеку старших жен своего мужа, то и одеваться ей лучше по местной моде, гораздо более целомудренной и скромной. Эльда была искренне расстроена, даже заплакала и твердила только, что привыкла к такой одежде дома и совсем не подумала, что столь обычное платье могут счесть неприличным.
Я помню как тогда, в какой-то момент, меня царапнула странность ее объяснения, если женщины этого мира не носят паранджу, не закрывают лицо, то как в стране с таким жестким патриархатом, в таком виде можно выйти на улицу, скорее всего костюм в котором она показалась – только для семейного пользования, но мы ведь - не ее семья?! Как же она могла так забыться? Но Эльда была так огорчена, что я пообещала лично заняться ее гардеробом и эта неудобная мысль благополучно забылась за хлопотами.
Кроме того, через день после этого показа шарийской моды, какая-то странная болезнь навалилась на Мрака и Снежинку. Кони слабели день ото дня, отказываясь от еды. Наши конюхи не понимали, в чем дело. Приглашенный ветеринар не нашел никаких болезней. Но и Мрак, и Снежинка слабели день ото дня. Я часто забегала на конюшню, приносила им яблоки и морковь, которые они, на удивление, охотно поедали.
Несколько раз я заставала там шан Эльду. Она ласково наглаживала ослабевших коней и угощала их солеными горбушками. За это доброе отношение к больным коням я от души простила девочке все ее косяки.
К моему большому горю и расстройству Ольгерда, оба они умерли в один день. Хорошо, хоть других лошадей на конюшне странная болезнь почти не коснулась. Я проревела целый вечер – так мне было жалко наших красавцев. Я вспоминала теплые губы Снежинку, трогательно- аккуратно берущие лакомства с ладони, вспоминала ее кокетство и легкую гарцующую походку и ревела еще больше. Ольгерд был мрачен и молчалив долгое время, но рано или поздно любые горести и боли в сердце начинают бледнеть.
За зиму случилось еще несколько эпизодов, которые я старательно списывала на разницу в воспитании, на недостаток образования гостьи, но надо признаться, что к концу зимних месяцев она все же вызывала у меня некое раздражение.
В какой-то момент Ольгерд пожаловался, что девица повадилась готовить поднос со сладостями и приносить ему в ту башню, где корпел по вечерам над лекциями. Я растерялась:
- Ольгерд, ты хочешь сказать, что девочка пытается тебя соблазнить?
- Не знаю, что она там пытается… - Ольгерд был довольно сильно раздражен, - но или поговори с ней и объясни, что в этой стране другие правила приличия или я сделаю это сам.
Немного подумав, я перепоручила эту «почетную обязанность» санги Брон, тогда я еще просто побоялась обидеть неопытную девочку, воспитанную по другим нормам.
Санги Брон выслушала мою просьбу, осуждающе покачала головой, и сказала:
- Не знаю, как уж в Шарийском Харадже воспитывают служанок, но мне кажется, что она просто обнаглела!
Тогда ни я, ни санги Брон, никто другой не понимали, как сильно мы ошибаемся в нашей гостье.
К началу сильных морозов был закончен ремонт первых этажей следующей башни, в которой предполагалось расположить учеников, Ольгерд подходил к своим учительским обязанностям очень добросовестно, почти ежедневно выкраивая время после обеда, чтобы посидеть над текстами будущих лекций. Конечно, большая часть навыков для военных будет дана на практике, но, очевидно, мой муж считал, что и теория им не помешает.
Прибыли первые ученики, и у шан Эльды появилась новая привычка – ежедневно она выходила во двор замка и наблюдала за тренировками. Сперва Ольгерд был не сильно доволен, говоря, что девочка отвлекает бойцов, но я то прекрасно понимала, что юная барышня немного скучает в нашем замке, а поскольку за это время она убедилась, что мужчины здесь отличаются от мужчин Хараджа, то возможно просто подыскивает себе следующего супруга.
Все же и сангиры, да и простые ронсы здесь явно относились к женщинам более уважительно. Кроме того, брак с местным не грозил ей никакими старшими женами. Выйдя замуж, она будет главной и единственной женой и хозяйкой своего дома. Я понимала, что для юной вдовы это очень притягательная модель семьи.
В конце концов, не взирая на приличный золотой запас, который она, кстати, скоро должна уже получить на руки, и не маленький узел роскошных украшений, которыми она так любила обвешиваться, девочка – простолюдинка. Вряд ли она уже дозрела до мысли, что первое время лучше пожить одной, поэтому поиски мужа для нее очень важны. И самый высокий статус женихов, на которых она может претендовать – это или купец, или же - герд. А поскольку ученики Ольгерда будущие герды, то интерес шан Эльды к боям мне был совершенно понятен. Именно это я и объяснила мужу.
- Теперь понял?
Ольгерд недовольно поморщился и заявил:
- Тогда скажи ей, чтобы сидела тихо! Она то смеется, то хлопает в ладоши… Естественно, бойцы бравируют, стараясь показать себя лучшей стороной. А мне нужно, чтобы они не выпендривались, а работали!
- Вот интересно, а в настоящем бою они тоже будут отвлекаться на все подряд? Ты же учитель, вот и учи их работать в любой обстановке! – я показала мужу язык и сбежала.
