себя пообнимать в медленном танце.
— Толя, а у нас ликер в общаге есть, — коварно улыбаясь, многозначительно говорит Анюта.
«Ах да! Спор»! — припомнил я.
— Ты как, ликёр пьёшь? — спрашиваю я у нового знакомого.
— У меня с собой коньяк армянский, — хвастает Квашня, показывает фляжку в секретном кармане своего пиджака.
— Уу-у-у, — загудели девушки.
Идём на выход разгорячённые танцами. До общаги недалеко, но как туда мы попадём, я не знаю. Время уже больше десяти вечера. Днём я заходил по паспорту, оставил его на входе вахтеру, и меня запустили. В это время паспорт ещё можно где угодно оставить, никто на тебя кредит не возьмёт.
— Ну что, козлы, допрыгались?! — прямо на выходе со ступенек нас встречают четверо парней пролетарского вида во главе с обиженным амбалом. Хотя, трое их, один еле на ногах стоит от выпитого.
Толя Квашня неожиданно бьёт этого бухого по яйцам! Чёрт! Зачем? «Не хотел же никого бить», — сожалею я, глядя на три валяющихся на траве тела. Три удара за три секунды, бил вполсилы, конечно.
— Стоять! Милиция! — раздаётся трель свистка.
К нам подруливал бобон! Когда я бил, не осмотрел диспозицию и патрульный автомобиль тупо не заметил!
— Толя, грузи их! — даёт команду старший лейтенант ещё одному моему тёзке, на этот раз милиционеру.
— Стоп, парни, — пытаюсь объясниться я и получаю под дых. Блокирую удар, конечно, но милиция настроена серьёзно. Черт с ним! Поедем в отдел, там разберёмся.
В отсек грузят не только нас, но и побитых хулиганов.
— Сан Саныч, а этот обоссался! Брать его? — вопрошает мой милицейский тезка, склонившись над ушибленным пьяным хулиганом.
— Да пусть тут валяется, и это… на бок поверни его, чтобы рвотой не захлебнулся, — неожиданно показывает свои человеческие качества летёха.
— Не бойся, я бате позвоню, нас выпустят, — говорит Квашня в тесном закутке для задержанных.
Этот отсек предназначен для двоих, для каждого своя сидушка, расположенная спиной к дороге. Мы с Толей сидим на этих мягких сиденьях. Но нас тут пятеро. Амбал сидит на запасном колесе, край которого торчит внизу отсека, ещё двое ютятся по бокам. Квашня успел крикнуть какой-то из Ань, чтобы та позвонила ему домой и сейчас надеется на помощь кавалерии в виде отца.
— Слышь, мудило, тебе делать нечего до всех докапываться? — пытаюсь «ласково» разговорить амбала.
— Отвали, — бурчит он.
— Тебе добавить? — злюсь я.
Планы у меня совсем иные были, а сейчас приходится ехать в отделение милиции! Со злобы бью ближнего своего, тьфу, ближайшего ко мне хулигана в бочину.
— Эй! А ну прекрати! — грозно кричит кто-то из салона в ответ на вскрик и маты ушибленного.
Хочется ещё много чего сказать и много куда ударить, но решаю не провоцировать наряд.
В отделении нас заводят за какую-то невысокую перегородку напротив стойки дежурного. Небольшой отсек с лавкой вдоль стены, на которую мы не без некоторого напряга усаживаемся.
— Нафига ты пинал того бухого? — спрашиваю я у Толика.
— Нам бы всё равно пришлось драться, а так сразу минус один, — философски отвечает тот.
Минус ноль, а не минус один, бойцом обоссавшийся алкаш был никаким. Но в целом мажор прав. Нас оставили в покое, вот привезли и забыли. Напротив нашего отсека мимо низенькой стойки дежурного ходят туда-сюда менты, периодически звонит телефон, тусуются и мирные люди, например, потерпевшие. Несмотря на поздний вечер, жизнь в отделении кипит.
— В туалет выпустите, — неожиданно просит амбал у проходящего мимо милиционера.
— Потерпишь, — отмахивается тот.
Один из побитых мною хулиганов вообще заснул, вот психика у человека! Однако надо что-то делать, не хочу всю ночь тут сидеть. Подкрепления не видно. Толик воровато достаёт коньяк из-за пазухи. Нас же даже не обыскали. Я уже сегодня вино пил и коктейли, так что всё равно алкоголь в крови есть. Поэтому прикладываюсь к фляжке без раздумий. Надо стресс снять.
— Тащ лейтенант, немедленно выпустите нас! Вы, почему нарушаете социалистическую законность! — неожиданно вступает в разговор неспящий друг амбала.
— Это кто ещё? — спрашивает старший лейтенант у дежурного.
— А х… его знает, Данилюк привез с дежурства, сказал, драка была, — пожимает плечами тот.
— А где Данилюк? — уточняет летёха.
— Так домой ушёл. Всё, отдежурил на сегодня, — отвечает кто-то ещё из-за стойки.
— Ладно, тогда в камеру их до утра, завтра разберёмся!
У Власова дежурство помощников круглосуточное, и я могу позвонить, но неохота позориться, да и не факт, что мне дадут трубку. Это не «ю эс эй», где право на один звонок есть у всех. Если киношки, не врут, конечно. Но и ночевать в КПЗ вообще нет желания.
— Тащ лейтенант, коньяк будешь? — нагло булькаю остатками напитка во фляжке.
Хочу привлечь к себе внимание. Может, посмотрят мои документы, где, кроме паспорта, ещё удостоверение члена съезда ВЛКСМ и удостоверение к награде МВД? И это удаётся! Правда, слабый психикой старший лейтенант так покраснел, когда орал, что я стал переживать за его здоровье.
— Не ори ты так, — сказал я, допивая остатки из фляжки. — Сосудик лопнет, и всё, жена вдовой останется.
— Вы что их не обыскали? — орёт уже дежурный, и нас начинают выводить по одному из закутка, шмоная карманы.
Первым будят спящего, у того в кармане нож складной, небольшого размера, но крики дежурного становятся в два раза громче.
Потом амбалу суют в печень сразу на выходе, для профилактики. Ой, кажется, не дотерпит он до туалета! А если здесь нагадит, его вообще пришибут. Третьим выводят подельника, который требовал перестать нарушать соцзаконность. Его тоже бьют с удовольствием.
— Как-то уже и выходить неохота, — с ужасом говорит Квашня, глядя на ментовской беспредел.
— Угу, — киваю я головой в полном согласии.
Толика вытаскивают, бьют под дых и шмонают. У него с собой ключи, толстый портмоне, никаких документов и … вазелин! Нехорошие подозрения накатывают по отношению к моему новому другу. Я выхожу последним, меня тоже бьют в живот, но я успел напрячь пресс. Документы достаю сам. Протягиваю их летёхе, тот листает. Паспорт, удостоверение к нагрудному знаку и ксива о том, что я член съезда интереса не вызывают. А вот карточка кандидата в члены
