— И это все? — немало удивился Егор. — Из всего полка?
— Ну, я же не мог забрать с собой весь полк! Кто бы мне позволил! Мне и так пришлось выдержать натуральный бой, за каждый выдернутый вам в подмогу аэроплан. Тем более весь полк и не долетел бы. И так пять машин по пути потеряли — ни техника, ни люди, для таких перегонов еще не готовы.
— Н-да, не густо, — поскреб заросший щетиной подбородок Егор. — У меня-то всего три машины в строю осталось. Немчура, гады, сегодня Кацияна подбили. Хорошо хоть дотянул до наших позиций. Но машину пришлось бросить на радость немецким артиллеристам. Они ее из орудий тут же расстреляли. Считай, и двух недель не воюем, а отряд уже половину самолетов потерял. И это при том, что на всех машинах броня имеется! Не будь ее, и я бы с тобой сегодня уже не разговаривал. В общем, статистических данных для Александра Михайловича мы уже набрали вагон и маленькую тележку. Тебе, я так думаю, тоже будет что добавить, чтобы, в конечном итоге, склонить его к переходу от нынешних авиационных отрядов к авиационным полкам. В перспективе это принесет куда больше пользы, чем даже спасение 2-й армии.
— Может и так, — не стал спорить Михаил. — Но пока давай ориентироваться именно на последнее. А посему… Откуда прикажешь действовать, командир? И учти, ни я, ни мои соколики, в этой местности не ориентируемся.
— Не учи ученого. Сам понимаю, что к чему. И потому действовать будем следующим образом — завтра я вас буду лидировать на наш полевой аэродром в Млаве. Пока будете поддерживать оттуда 1-й армейский корпус. Заблудиться на пути к его позициям у твоих орлов не выйдет, поскольку от Млавы до Сольдау, у которого сейчас идут основные бои, тянется ветка железной дороги, — достав из-за голенища карту, Егор принялся водить пальцем между населенными пунктами. — В Млаве у нас формировался промежуточный склад, так что с горючим и боеприпасами особых проблем испытывать не будете. А колонна с частью механиков к вам сегодня ближе к ночи из Нейденбурга выйдет. Глядишь, без приключений проскочат. Но, в случае чего, придется вашей братии перелетать к нашему нынешнему месту базирования. Там уже моим пилотам придется лидировать твоих. Правда, этот вариант оставим на действительно самый крайний случай, так как со снабжением в Нейденбурге все очень печально — банально не успеваем привозить бомбы и топливо, как все тут же расходуем. И если к нам еще прибавится такое количество аэропланов, что привел ты, вообще всем придется на земле сидеть. Однако, хотя бы один У-2Б я бы у тебя попросил, чтобы продолжать ходить парами.
— Один отдам, — не стал спорить Дубов. — Михаил, тот что Ефимов, как раз рвался повидаться с братом, вот пусть с тобой и уходит…
В очередной раз проводив взглядом под завязку забитую ранеными куцую колонну автомобилей, что уходили к Нейденбургу, откуда до сих пор велось снабжение их несколько сократившегося бронеотряда, Мохов передернул плечами, представив себе, какого приходится не имеющим никакой защиты водителям, последнюю неделю не вылезавшим из-за баранки по восемнадцать часов в сутки и покосился на свой испещренный пулями и осколками броневик. Пусть на боевой машине уже не было живого места, столь густо оказался усеян ее корпус сколами и вмятинами, внезапного обстрела из леса или налета вражеской кавалерии он мог не опасаться вовсе. Броня с честью выполняла свою функцию, сохраняя жизнь экипажу.
— Уж лучше воевать, чем вот так вот корячиться, не зная сна и отдыха, — пробормотал он себе под нос и постарался отогнать подальше невеселые мысли навеваемые видами тех тысяч раненых и убитых, что он имел «счастье» созерцать в последние дни. О том, что было бы с убывающими нынче в тыл, не имейся под рукой грузовиков их отряда, не хотелось даже думать. В связи со всеобщим отступлением и оставлением по дороге немалого количества подвод, эвакуировать пострадавших зачастую оказывалось не на чем. Доходило даже до того, что отправляемые в тыл пленные загружались импровизированными носилками, а легкораненые и вовсе отправлялись своим ходом. В результате, как он краем уха услышал в штабе 15-го корпуса, Нейденбург уже оказался переполнен ранеными, как своими, так и немцами. И если у своих еще имелся неплохой шанс выкарабкаться, попав в кузов одного из идущих в тыл грузовиков, чтобы уже через пару дней оказаться в одном из госпиталей Варшавы, куда из Млавы курсировали санитарные поезда, то немцам, эвакуировать которых никто не собирался, оставалось полагаться лишь на удачу, да свое крепкое здоровье. Вот только, судя по проходящим ежедневно даже здесь, на переднем крае, похоронам, здоровье у них оказывалось явно недостаточно. Впрочем, русских солдат из числа подобранных на поле брани тоже умирало немало. А сколько из них отдавали Богу душу в пути или уже в госпиталях? О таких, кажущихся страшными цифрах, не хотелось и думать. Если, отправляясь на войну, он, чего уж греха таить, грезил орденами и медалями, что мог бы примерить на грудь, воюя на самой совершенной боевой технике, то теперь все чаще задумывался о том, как бы вернуться домой невредимым из столь «горячей» командировки. А ведь война только начиналась! Мотнув головой, чтобы отбросить дурные мысли, он подозвал к себе командиров броневиков и, расстелив на капоте своей машины карту, принялся объяснять маршрут движения и описывать тактику действия в будущем бою.
XX армейский корпус немцев, не смотря на нанесенные ему поражения, все еще обладал достаточной силой, чтобы при поддержке соседних частей и соединений заставить отступать ныне противостоящую ему 8-ю пехотную дивизию русских. И чтобы избежать столь же печального результата, как окружение и последующая сдача в плен целого полка, что днем ранее имело место быть в соседнем 13-ом армейском корпусе, генерал Мартос принял решение пожертвовать временно одолженными ему силами. Это за свои войска он нес, какую-никакую, ответственность. А вот за потерю бронемашин добровольческого авиационного отряда ему бы не смогли погрозить даже пальцем. Все же те сами напросились к нему в усиление, и теперь именно им предстояло сдерживать немецкие части как можно дольше, благо дорог, по которым могли продвигаться колонны германских войск, имелось считанное количество.
Естественно, получивший с утра 30-го августа столь самоубийственный приказ, Матвей Николаевич не стал прыгать от счастья. Более того, покинув общество генералов, высказался обо всех них крайне нелицеприятно. Но и проигнорировать приказ не мог. Потому следовало как можно тщательнее подготовиться к предстоящему действу и подобрать удобные позиции. Естественно, в отличие от времен наступления, он собирался действовать исключительно из засад. Вот только отсутствие какого-либо пехотного прикрытия заставляло применять тактику — выстрелил и сбежал. Все же никто не ставил ему целью полное уничтожение наступающих сил. Ему требовалось лишь сдерживать их достаточно долго, чтобы позволить частям 15-го корпуса отойти на новые позиции без крупных арьергардных сражений.
В силу ярко выраженного нежелания, как солдат, так и командования, 41-й пехотной дивизии немцев вновь попадать в засаду или огневой мешок, двигались вперед они столь медленно, что действовавшая на их левом фланге 3-я резервная пехотная дивизия уже вскоре сильно вырвалась вперед. Естественно, не всеми силами, а своим авангардом, состоящим из 5-го резервного драгунского полка и 5-й артиллерийской батареи приданной полку для усиления. Действовать они должны были против частей 13-го русского корпуса, но его арьергард уже был разбит днем ранее и потому драгуны, не встречая никакого сопротивления, вскоре оказались на подходе к Надрау.
Растянувшаяся более чем на полкилометра колонна представляла собой идеальную мишень. Назначенное для засады место могло похвастать не только немалым количеством рощ, но и несколькими холмами, между которыми и петляла грунтовая дорога. Естественно, подобных дорог, ведших с севера к Нейденбургу, имелось с десяток, если не более, но тех, что могли пропустить огромную массу войск — куда меньше. Вот одну из них и «оседлал» небольшой отряд в составе четырех бронеавтомобилей.
