ты знал, несколько древних родов Северного клана вообще перестали существовать — их вырезали под корень. А наш предок оказался весьма умным — не бахвалился перед соседями, не выставлял находку напоказ, а терпеливо выжидал, пока Романовы наведут порядок.
— И это был единственный камень?
— Да. Потом наши предки еще не раз тщательно обыскивали всю округу, но больше так ничего и не нашли. Спасибо, как говорится и за это. Небольшой запас камня у нас еще остался, но теперь будем тратить его только на наследников. Иначе надолго нам не хватит.
Бекетов помолчал и добавил
— А в острог мы по дороге можем заехать. У меня там знакомец служит, дальний родственник наш по линии моей матушки. Он не откажет мне в просьбе, показать племяннику знаменитое место. Красть там все-равно нечего.
Ну, что… за свое любопытство пришлось мне заплатить позором. Впервые в этом мире я сел на лошадь — не на карете же губернаторской в острог ехать! Кое-как взгромоздился в седло под насмешливым взглядом Бекетова, и медленно поехал по грунтовой дороге, уходящей на развилке куда-то в лес. Гвардейский офицер, блин…! Настоящий Стоцкий мигом бы до ворот острога домчался, а я плетусь, как рохля какая-то…
Но пока я рефлексировал, стараясь не грохнуться с лошади и не опозориться перед слугами и семьей, тело мое, поерзав в седле, вдруг как-то нечаянно само нашло удобное положение. И я на автомате, даже не задумываясь, легонько ударил коня по бокам. Скотинка оказалась намного умнее своего всадника и прибавила ходу, но не слишком резво — в самый раз для такого горе-седока.
— Я же говорил… — Бекетов поравнялся со мной и, убедившись, что падать не собираюсь, поехал впереди — Поверь, через неделю ты уже будешь носиться не хуже прежнего.
— Вашими бы молитвами, дядюшка… — недоверчиво покачал я головой. Вот что-то сильно сомневаюсь насчет «носиться». Мне хотя бы средний уровень верховой езды освоить, чтобы не быть обузой для Романова, и вообще иметь хоть какую-то личную мобильность.
Темп движения Александр Иванович поддерживал щадящий, так что я и сам не заметил, как мы добрались до острога. Впрочем, ехать до него оказалось не так уж и далеко — всего лишь минут десять, причем по хорошо наезженной лесной дороге. Я даже и устать толком не успел.
— Здравствуй, Архип! Мы с племянником к Семену Фомичу в гости — приветливо здоровается Бекетов с немолодым поручиком, стоявшим у шлагбаума на пропускном пункте.
— Здравия желаю, Ваше Сиятельство! — вежливо приветствует он нас — Проезжайте, пожалуйста. Его благородие капитан Моршин, как раз недавно с объезда вернулся.
И дает команду двум солдатам поднять шлагбаум — Подвысь…!
Полосатое бревно, гремя цепями поднялось вверх, а потом снова с шумом опустилось за нашими спинами.
Мы едем дальше, я с интересом рассматриваю окрестности острога. Ощущение такое, будто здесь война шла, причем с применением тяжелой артиллерии. Весь лес перепахан какими-то траншеями, воронками и неглубокими выработками — в некоторых из них даже вода блестит. Но отвалы земли старые, и они давно поросли соснами. Судя по возрасту деревьев, разработки здесь велись лет восемьдесят назад, никак не меньше. Глаз у меня все-таки наметан на это дело: на том же Урале я повидал немало заброшенных еще до революции приисков. Прикинув в уме, прихожу к выводу, что рылись тут во времена Елизаветы, но местами видны и более свежие отвалы, на которых растут молоденькие сосенки. Значит, поиски не бросали, и они продолжаются до сих пор…
Подъехав к острогу, я, наконец, понял, почему это место так называют — оно выглядит, как самая настоящая крепость, обнесенная высоким частоколом из толстых ошкуренных бревен с заостренным, как у карандашей, верхом. Въездные ворота такие массивные, что хрен их вышибешь. Еще и несколько вышек для охраны по периметру стен стоят…
Капитан Моршин — худощавый вояка лет пятидесяти, с уже пробивающейся сединой в каштановых волосах. Подтянутый, среднего роста, с цепким взглядом серых глаз. С Бекетовым здоровается радушно, как и положено родственникам, потом вопросительно смотрит на меня.
— Семен Фомич, неужто не узнаешь этого молодца? — улыбаясь спрашивает дядюшка — ну-ка, напряги память!
— Вижу, что из Бекетовых, но что-то никак не соображу. Ох,…это не племянник ли ваш, Александр Иванович, сынок покойного Михаила⁈
— Вот, Костя! — граф довольно поднимает вверх указательный палец — А я говорил тебе, что Семен Фомич Моршин непременно признает тебя! У него память феноменальная, ему достаточно один раз встретиться с человеком!
Актер, блин… Ничего такого Бекетов мне, разумеется, не говорил. Это попытка польстить капитану и расположить его к нам. Я с готовностью включаюсь в дядюшкину игру — надо же опробовать на ком-то свою легенду? Вот на капитане для начала и потренируюсь.
— Простите, Семен Фомич, но совершенно не помню вас — первым протягиваю я руку капитану.
— Да, уж куда вам! — смеется тот — Когда мы в последний раз виделись, вы совсем юным отроком были, лет пятнадцать от силы. Помню, я и сам тогда только прибыл на новое место службы.
— Подождите-ка… — делаю я вид, что пытаюсь вспомнить — это ведь в Костроме было? Мы с родителями как раз уже собирались в Москву переезжать. Нас тогда отец познакомил?
— Точно! — довольно улыбнулся капитан.
— Но больше ничего вспомнить не могу, увы! — «расстроенно» развожу я руками — После кораблекрушения, в котором погибли мои родители, я долго болел. Даже пришлось писать прошение на имя покойного государя с просьбой разрешить мне продлить пребывание за границей для продолжения лечения. Организм-то со временем восстановился, а вот память с тех пор частенько подводит, словно контузило.
— Не удивительно, после такой-то страшной беды… — сочувственно кивает Семен Фомич — Соболезную, Константин Михайлович, и хочу сказать, что родители у вас были чудесные!
— Спасибо. Стыдно сказать, но их лица практически стерлись из моей памяти — печально вздыхаю я — море ведь даже портреты отца и матушки у меня забрало. Чудо, что меня самого тогда выбросило на берег.
Дядюшка незаметно подает знак, что пора заканчивать спектакль. И правильно — дальше углубляться в подробности не стоит. Так что вздыхаю тяжело еще раз и перевожу взгляд на одноэтажное здание конторы. Чуть дальше за ней расположены казармы, плац и какие-то хозяйственные постройки.
— Знаете, Семен Фомич, я ведь с детства мечтал увидеть это
