Все правильно, подумал я, уступая дорогу процессии, пусть наши наследники с детства посмотрят, что такое круговорот бумаг в природе.
Боря тоже обещал приехать, но только послезавтра, так что, действительно, пора идти, должен же быть хоть один взрослый мужчина на празднике в этом дамском царстве.
Я убрал бумаги в сейф и пошел к семьям, своей и Бориной, встречать новый, тысяча девятьсот двенадцатый год.
В середине своего января, то есть в начале нашего, американцы наконец договорились с англичанами относительно того, какая погода более всего подходит силам Антанты для успешных действий на море. Смысл же данной дискуссии был в том, что британцев уже основательно припекло. Каждый день они теряли корабли, а новые почти не вступали в строй. С топливом становилось все хуже и хуже. Даже те промышленные предприятия, которые не подвергались бомбардировкам, работали вполсилы из-за недостатка сырья. Ну и с продовольствием было не очень, нормы выдачи по карточкам урезались уже два раза. Поэтому английские военные теоретики считали, что наилучшей погодой является самая плохая, когда абсолютно невозможны действия авиации, главного козыря Четверки. То есть сражение надо давать прямо сейчас.
Американцы же разъясняли, что, кроме авиации, у противника есть и ракетные крейсера, которым годится любая погода. А во время нелетной они, никем не обнаруженные, могут подойти на дальность пуска и учинить такое, что мало не покажется. Эти настроения особенно усилились после того, как одной прекрасной декабрьской ночью «Коршун» незамеченным подошел на пятьдесят километров к Нью-Йорку и выпустил четыре ракеты по броненосцу «Миссисипи», который от этого эффектно взорвался прямо напротив статуи Свободы, а остальные одиннадцать — по порту. Горело там потом еще два дня, несмотря на дождь со снегом. Две страховые компании разорились в дым, и их бренные останки были по дешевке приобретены Альперовичем.
Англичане пытались возражать, что прекрасная погода почему-то никак не помешала противнику непонятным способом взорвать на рейде Кейптауна транспорт с боеприпасами для идущей в метрополию эскадры, но как-то вяло, потому что, действительно, та эскадра прямо сейчас продолжить путь не могла.
И вот наконец союзники пришли к выводу, что активные боевые действия лучше отложить до весны, тем более что американцы теперь выпускали по пятнадцать-восемнадцать самолетов в сутки и надеялись просто задавить нас числом. То, что воюют не самолеты, а летчики, и для подготовки нормального пилота требуется не менее трех лет, в этом мире пока понимали только мы и японцы. А вот немцев в этом полноценно убедить не удалось. Они не испытывали на собственной шкуре ничего, напоминающего последний воздушный бой Русско-японской войны, когда Полозов с ведомым встретили шестерку «Хаябус», то есть истребителей, ничуть не уступающих их «Бобикам». Сбив пять машин и не обращая внимания на растратившую весь боезапас шестую, «Бобики» направились к оставшейся без прикрытия эскадрилье бомбардировщиков и вогнали их в землю Ляодунского перешейка.
Ну, а я, узнав такие новости, с облегчением занялся уходом за ростками демократии в свободной Ирландии. Любой дачник подтвердит — главное, не лениться пропалывать огород! А то там вместо редиски такое вырастет…
Понятно, что народно-освободительная революция подняла наверх массу всяких лидеров, вождей и просто авторитетов. И поэтому совсем не зря Танечка направила туда свою, пожалуй, лучшую полевую агентессу Козину. Она не могла, подобно Фросе Богарнэ, яркими речами увлечь за собой народные массы, а личным обаянием — их вождей. Маруся умела совсем другое, зато очень хорошо.
Ведь вожди-то наверх полезли самые разные! Некоторые могли принести большую пользу на будущем светлом пути обретшей свободу страны, а некоторые, не только имеющие несколько реакционные или, наоборот, слишком уж левацкие взгляды, но и способные донести их до народа — наоборот. А ведь вокруг гремели бои, и в воздухе летали пули, снаряды, осколки, кирпичи и много чего еще. Так что задачей Герды Паульсен с подругами было проследить, чтобы эти предметы пореже задевали вождей из первой группы и почаще — из второй. Судя по обстановке вокруг подготовки референдума, они с ней блестяще справились, и я санкционировал отзыв группы в Гатчину для награждения и подготовки к новому заданию.
Вечером я подписал приказ об оплачиваемом отпуске младшего Ли, для сдачи очередной сессии в Московском Промышленном училище, то есть будущем химико-технологическом институте имени Менделеева. Наш следователь уже второй год заочно учился там на фармацевтическом факультете, так как был уверен, что в его профессии будущее принадлежит именно фармацевтике. Старший же Ли считал, что наука — она, конечно, наукой, но кто-то должен хранить и преумножать также и доставшиеся от дедов секреты мастерства. Кроме того, продолжал старший следователь, людям нашей профессии приходится решать не только познавательные, но и воспитательные задачи, а в столь тонких вопросах всякая химия может быть только одним из дополнительных средств, и не более.
Следующим в повестке и последним на этот день было, так сказать, натурное изучение коррупции. Ведь как же можно с ней успешно бороться, если на личном опыте не представляешь всех тонкостей данного процесса? Так что я внимательно выслушал свою посетительницу, датскую принцессу Дагмару Глюксбургскую, в России более известную под именем Мария Федоровна Найденова-Романова.
Дело было в том, что организованная ее стараниями китопромышленная фирма «Эмборг Данишпродактс» не только обеспечила прикрытие базы наших «Килек» в Исландии, но и начала давать неплохую прибыль, потому как война способствовала росту спроса на китовый жир, печень и уж не знаю что там еще обдирали с несчастных водоплавающих. И фирме для повышения эффективности промысла захотелось поиметь дальний дирижабль-разведчик. Однако немцы их не продавали ни за какие деньги, и тогда датчане обратились к русским с просьбой продать сохранившийся еще с японской войны «Серафим». Этот вопрос находился в компетенции канцлера, который, естественно, тут же заломил цену за ветерана почти как за новейший LZ-30. Датчане в панике кинулись к жене канцлера, чтобы та повлияла на своего мужа. После недолгого торга, в результате которого ей была обещана четверть от сэкономленных средств, ее величество изволили согласиться и вот сейчас сидели у меня в кабинете, расчесывая разлегшуюся на диване Светлую, пока я убирал бумаги в сейф, прежде чем покинуть кабинет и идти спать.
