Получив на руки трудовую и расчётные, честно говоря, совсем смешную сумму, я, тем не менее, облегченно вздохнула.
Отлично. Пойду, значит, домой спать.
Напоследок я зашла в кабинет, где Алевтина Никитична и Аллочка заканчивали складывать последние папки.
— Ну что, товарищи, — бодро сказала я. — Позвольте поблагодарить вас всех за прекрасно выполненную работу! Ивана Аркадьевича мы не подвели и все сделали не просто вовремя, а со значительным опережением сроков.
Алевтина Никитична довольно улыбнулась и подмигнула:
— А то!
Аллочка скривилась и смотрела куда-то в сторону.
— У меня будет еще одна просьба, — сказала я. — Попрошу отчитаться Ивану Аркадьевичу о проделанной работе, кроме того, Алла, держите все списки с каталогами под рукой. Когда приедет комиссия — вы должны будете при необходимости срочно представить любую информацию. Чтобы у них не возникло впечатления, что чего-то не хватает.
— Вот сами и показывайте, товарищ Горшкова, — зло фыркнула Аллочка и отвернулась.
Алевтина Никитична озадаченно переводила взгляд то на нее, то на меня.
— Не могу, товарищ Чайкина, — снисходительно сказала я и помахала трудовой книжкой перед лицом коллег. — Дело в том, что через полчаса истекает время моей работы в депо "Монорельс". Проще говоря — меня только что уволили. Поэтому вся надежда на вас.
Ответом мне были вытянутые лица Аллочки и Алевтины Никитичны.
Да, слухи ходили по всей конторе. Но мы настолько погрузились в работу, что все прошло мимо нас. Если бы мне не сообщила сначала Щука, а потом Зоя — я тоже бы не знала ничего.
— Как же так?! — первой отмерла Алевтина Никитична. — И почему так внезапно? Они не имеют права! Должно пройти хотя бы три дня!
— Так три дня как раз и прошло, — улыбнулась я.
— Так ты знала? — ахнула Алевтина Никитична.
— Знала, — кивнула я. — Щука лично сообщила мне сразу.
— И ничего нам не сказала! — обвинительно кинула Алевтина Никитична.
— А зачем? — пожала плечами я. — Чем бы это знание помогло нам выполнить работу? Только бы тратили время на все эти причитания и ахи-охи.
— То есть ты все это время знала, что уволена, но продолжала жить на работе и пахать для Ивана Аркадьевича? — покачала головой Алевтина Никитична. — Поэтому ты сама так гнала и нас заставила?
— Ну а как? — подняла на нее взгляд я. — Он мне очень помог тогда, когда Горшков выгнал меня на улицу и чуть не отнял квартиру. Да вы же сами всё помните.
— Да что ж это такое… — смахнула слезу Алевтина Никитична. — Надо звонить Ивану. Пусть решает.
— Алевтина Никитична, — устало сказала я, — никому звонить не надо, хоть бы он свои проблемы сейчас порешал.
Все это время Аллочка смотрела на меня, словно первый раз увидела.
— Ладно, девочки, заболталась я с вами, — сказала я, взглянув на часы. — Время выходит, мне надо бежать, а то Лактюшкина сейчас запрет кабинет, и я свои вещи забрать не успею. А у меня там, между прочим, тот кипятильничек, что вы мне подарили, Алевтина Никитична. И совсем новый тюбик крема для рук. Всё! Всем спасибо! Прощайте! Удачи!
Я выскочила из кабинета, не дав ответить. А то знаю я эти расставания — на добрых три часа затянется. А мне действительно нужно было забрать вещи. Кроме того, я решила уничтожить парочку начатых и почти сделанных таблиц и документов. Тупо не хотелось, чтобы результатами моей работы воспользовался кто-то другой. Пусть сами всё делают.
Я вышла в коридор и заторопилась, как сзади меня окликнула Аллочка. Я обернулась — она выскочила за мной, лицо красное, сконфуженное.
— Горшкова… Лида… — тихо начала она, — ты это… прости…
Я пожала плечами:
— За что?
— Ну, что я над тобой поиздевалась с этой запиской…
Я хмыкнула.
— Понимаешь, когда ты ворвалась в кабинет и прицепилась из-за той бумажки, я решила, что ты против Ивана Аркадьевича вынюхиваешь. Я уже давно тебя подозреваю.
— Замечательная логика, — демонстративно поаплодировала я, хоть на душе стало тоскно. — Вынюхиваю против Ивана Аркадьевича и при этом живу на работе, чтобы прикрыть его задницу.
— Ой, знаешь, сколько у нас таких было! — пренебрежительно отмахнулась Аллочка.
Я пожала плечами, мол, пофиг.
— Ну, я еще думала, что ты на мое место метишь, — сникла Аллочка. — Иван Аркадьевич тебя все время хвалил и мне в пример ставил.
Я закатила глаза.
— Так всё-таки, что в той бумажке было, что ты так заорала? — напомнила я.
— Да ничего там такого не было, — попыталась отбрехаться Аллочка, — паук там только был.
— Ну, паук, так паук, — кивнула я, — вы меня задерживаете, товарищ.
Я продолжила идти, как Аллочка ухватила меня за рукав:
— Да погоди ты! — чуть не плача, воскликнула она. — там касалось меня только.
Я вырвала рукав из рук Аллочки и продолжила идти.
— Ну, Лида! — не отставала Аллочка, — ладно, скажу, только поклянись, что никому не расскажешь!
— Честное пионерское! — строго сказала я и торжественно отдала пионерский салют.
— Не смешно! — фыркнула Аллочка. — По-настоящему поклянись.
— Это как? — уточнила я. — Землю есть? Ладно, пошли вазон искать.
— Нет! Серьезно клянись, — настаивала Аллочка, чуть не плача.
— Ну ладно, — мне стало вот прям очень интересно.
Я поклялась.
— В общем, — замялась Аллочка и уши ее заалели. — Там на меня был донос.
— Ого, — удивилась я. — Если уж на тебя донос, то тогда я ничего в этой жизни вообще не понимаю. Что же ты натворила такое, деточка? Куклу у соседской подружки украла и тайно покрасила зеленкой? Вытерла двойку в дневнике и нарисовала пятерку, чтобы мама не заругала? Прости, но больше вариантов я не вижу.
— Да нет, — на глазах Аллочки появились слезы. — Аборт я сделала, в девятом классе. Дура была, понимаешь? Связалась с одним там, по малолетству, сама не поняла, как так вышло. А потом, когда поняла, что беременна — он меня бросил. Еще и пригрозил, что, если хоть кому-то скажу о нем — мне конец. Я сперва хотела утопиться, боялась, чтоб мать не узнала. А потом там одна бабка, она мне все и сделала. Я к ней пошла, и она вытравила, срок маленький был. Уже столько лет прошло, я думала, что все. В партию в прошлом году вступила. Кто-то узнал и написал на меня. Видимо, Иван Аркадьевич не хотел ходу давать, вот в папку эту и положил, а сам забыл. Я ведь случайно нашла. Испугалась, что все узнают. И еще стыдно стало, что Иван Аркадьевич давно знает.
— А на меня ты подумала, что это я на тебя донос написала? — удивилась странной логике я. — Что у тебя в голове творится, Алла?!
— Нет. Я хотела тебя позлить. И боялась, что раз ты вынюхиваешь против Ивана Аркадьевича, то рано или поздно и про меня все узнаешь.
— Нет слов! — ошарашенно выдохнула я. — Прямо индийский фильм. И главное — какая мощная логика!
— Ты поклялась! — обличительно припечатала Аллочка.
— Могила! — подтвердила я.
Мы распрощались с Аллочкой уже не врагами, и я заскочила к себе практически "под занавес".
В кабинете сидели: царь, царевич, король, королевич… (смеюсь), если серьезно — то Лактюшкина, Жердий, Фуфлыгина, Базелюк, Максимова, Репетун плюс Щукина Капитолина Сидоровна лично.
— Ой, какие люди! — расцвела улыбкой Лактюшкина. — А мы уже и не чаяли ваше высочество лицезреть!
— Вещи заберу, — сообщила я на всякий случай.
Вещей у меня было немного. И так-то в принципе Лидочка была не особо зажиточным сотрудником, а с этими переездами туда-сюда, а это был уже третий кабинет только после моего попадания, поэтому особым хламом ни Лидочка, ни я не обзавелись. Побросала в бумажный пакет всякую мелочевку — полупустую упаковку обезболивающего, пару мятных конфеток, крем для рук (почти новый), расческу, носовой платок и прочую дребедень.
Пока я собиралась, бабоньки в явно приподнятом настроении беседовали между собой, периодически бросая на меня хитрые взгляды, подмигивая и заговорщицки семафоря друг другу глазами. Особенно "понравилась" фраза Жердий:
