на два десятка чеков, с обозначенной суммой. Вот их принимали в магазинах, причем требовалось брать много, на мелкие покупки расходовать чек безумие. Ходили слухи, что в Швеции печатают новые кроны, и будет обмен денег, но до него еще нужно дожить. Полная неопределенность и достаточно искры, чтобы полыхнуло…
— Вот это оружие нужно привезти в город, и утром начать вооружать ополчение. О сборе людей будет объявлено через городскую радиосеть. Задача твоей группы — доставить все это в город, разоружить таможенников. Дальше отберешь два десятка добровольцев, вооружишь их и выдвигайся к Кохтла-Ярве. Там тебя встретят товарищи, пароль тот же.
— Есть, товарищ полковник, а кто именно встретит? Какая группа?
— Лучше давай ящики доставать, потом поговорим, — отмахнулся от вопроса «конторщик» и они принялись подавать ящики наверх. В подземелье было душно, поднялась пыль. Пустой каменный саркофаг с открытой крышкой пугал Павла, но он не подавал вида. А так как полсотни ящиков, от небольших с патронами, до длинных с ручными пулеметами, пришлось поднимать им двоим, то вымотался Никритин изрядно. Однако, в глубине души было крайне неспокойно, а своей интуиции он привык доверять. Наконец, последний ящик был извлечен наверх, и Павел вспомнил, что полковник должен был ему передать, но о чем промолчал.
— А деньги где?! В каком из ящиков?
— Они тут, я все привез, — конторщик указал на чемодан солидных размеров, а к нему прислоненный «дипломат». — Рубли и доллары.
Павел присел на корточки, под светом фонарика щелкнул замками — там были плотно уложены пачки купюр по сто долларов, но не в банковских, а в обычных бумажных лентах. И вот тут он моментально задумался — «зеленых» должно быть два миллиона, а в «дипломат» столько не войдет, даже сотенными купюрами. Вес миллиона в такой упаковке десять килограмм, а тут не больше семи выходит.
— Там три миллиона, вручишь, как условились завтра — я закрою его на ключ, откроет человек, который придет за ним. Все понятно?!
— Так точно, товарищ полковник, — негромко ответил Павел, теперь для него все стало окончательно ясно. И как только «конторщик» присел на корточки, чтобы закрыть «дипломат», Никритин выхватил стилет и воткнул клинок под левую лопатку, зажав ладонью рот…
— Жадность фраера сгубила! Ему дали деньги для нас, чтобы спровоцировать преждевременное восстание, которое НАТО раздавит на два счета, а он «открысятничал»! Все парни, «прибираемся», делать нам тут нечего! Гирс — все оружие необходимо увезти в Тирасполь, там оно понадобится — документы сделаем, номера запасные на "шишигу" есть. И рубли отдадим, на дорогу у нас есть. А вот с валютой плохо — посмотрите какая она.
Павел держал в руках пачку «долларов», на которой разорвал упаковку и показал ее обступившим его товарищам. Обычная «кукла» — между двумя настоящими «Франклинами», были даже не фальшивые банкноты, а лишь небрежно нарезанная бумага.
— Все, уходим! Но не через мост, там нас будут ждать. Прорвемся через Латвию или Литву, если попробуют остановить, постреляем на хрен всех таможенников. Уходим…
— Прорвались, Леонид Ильич, через таможенный пост — их стали выставлять, ну а мы напали, очистив себе дорогу. И через Белоруссию, а потом Украину, добрались до Приднестровья. Оружие передали, и двадцать миллионов рублей крупными купюрами в пятьсот и тысячу рублей. Их стоимость тогда примерно в двадцать раз упала от наших нынешних цен — инфляция страшная и ничего не купишь, — Павел тяжело вздохнул, и продолжил, терзаемый душевной болью.
— Там война началась — в Бендерах бои шли. Получили приказ и до Кишинева добрались. Там акцию провели, уничтожили натовских инструкторов. Но Борга и Катю застрелили в схватке, меня Гирс успел вывезти — получил пулю в ногу, и до конца жизни хромал. А Гирса убили в августе четырнадцатого года где-то на Донбассе — он уничтожил грузовик с бандеровцами, но уже постарел, и уйти не смог, подорвал себя гранатой. Вот и все, Леонид Ильич, так действовала моя спецгруппа. Хорошо, что сейчас они все живые, и не думают о том, в какую пропасть страна может рухнуть.
— Найдешь всех троих — партии верные долгу коммунисты нужны. Семен полное содействие окажет. И к пограничникам, что тебя охраняют, присмотрись — люди прекрасные, отбери из них кадры. Работать будешь на контроле, в КПК, как раньше начинал…
— Леонид Ильич, я комсомолец, мне всего семнадцать…
— Новые документы получишь, на другое имя. Павла Никритина больше нет, на все вопросы твои родители будут намекать, что ты учишься, но где и как станут молчать. Рекомендацию тебе я сам напишу, а вторую даст Романов. Что глаза вытаращил? Ухожу после пленума, Григорий пусть воз из болота вытаскивает, у него хватка есть. А тебе два генеральных секретаря доверяют, цени! И находиться ты теперь будешь при нас постоянно, советником. Тебе все ясно, подполковник?!
— Так точно, но я капитан, удостоверение на майора так и не выдали, товарищ маршал Советского Союза…
— Не по званию обращайся, по имени-отчеству, — фыркнул Брежнев, сегодня он был на удивление бодрый, улыбался.
— Насчет подполковника не шучу — звание майора мы тебе вернули, незачем службу снова с нижних ступеней начинать. Как и награды, тобой в той жизни полученные! Подполковника тебе за отличие присвоили — нужно сразу полковника, по возрасту и мозгам тебе давно генералом надо быть, но решили подождать. Хотя риска для тебя нет никакого — ты в зеркало смотришься, и собственными глазами отражение свое видишь. Потому, что тебе сейчас не семнадцать лет, намного больше. По внешнему виду тебе как раз все тридцать — даже первая седина на висках появилась. Понимаю, почему так вышло — саперы ведь в то подземелье опускались, сильно удивлены, как ты там выжил, и непонятно чем дышал. Потому и гранату с собою брал, чтобы в случае обвала не мучиться?
— Да, Леонид Ильич, страшно там до жути.
— Ученую степень кандидата военных наук тебе присвоили, по секретной теме. Желание будет, так докторскую диссертацию немедленно защитишь — твой профессор уже в Нарву выехал, ваши находки изучать. В обычном ученом совете на историка пройдешь — никто препон чинить не станет, наоборот, помогут всячески. Книгу издадим, писателем станешь — почетно для военного, ведь ты «учился» в пограничном училище.
— Но я же не хрена не понимаю, военное дело не знаю…
— И не нужно понимать и знать, но зато любой, кто запрос сделает туда, или попробует твою личность выяснить, немедленно попадет под наблюдение контрразведки. Все остальные вопросы тебе Семен Кузьмич разъяснит, и в курс всего введет.
