Ознакомительная версия.
– Руки за спину!
Саша связал незнакомцу руки его же ремнем.
– Ну вот, теперь побеседовать можно. Садись.
Мужик неловко уселся на землю.
– Рассказывай – кто такой и почему здесь оказался.
– Красноармеец я. Пулеметный взвод немцы разбили. Иду к своим, а фронт все дальше и дальше.
– Складно говоришь.
– Сам-то кто?
– Да такой же, как ты. Чего принес?
Саша давно обратил внимание на ящик, который принес и шмякнул о землю красноармеец.
– Не знаю. Украл у немцев из грузовика. Темно, думал – утром посмотрю. Может, жратва или оружие. Мне бы все пригодилось.
– Звать как?
– Сержант Рогозин. Сергей.
Парень Александру понравился. Не похоже, что враг, но развязывать до утра Саша его не хотел. Треснет чем-нибудь по башке и уйдет.
– Есть хочешь?
– Два дня маковой росинки во рту не держал.
Саша достал из ранца хлеб, отломил краюху.
– Кусай, – он поднес хлеб ко рту сержанта. Тот откусил изрядный кусок и стал жевать.
– Ты бы хоть руки развязал, неудобно.
– Погожу до утра, – и снова поднес кусок ко рту сержанта.
Когда весь кусок был съеден, Саша поинтересовался:
– Это ты здесь ночевал?
– Я, – не стал отнекиваться Сергей.
– Тогда я твое хозяйское место займу, а ты рядом полежишь.
– У меня есть выбор?
– Вот и молодец. А утром разберемся, что к чему. Только без фокусов. Вздумаешь развязаться – пристрелю. Мне проблемы с тобой не нужны.
Сержант повозился на земле – все-таки руки за спиной связаны, неудобно. Но заснул он быстро, даже похрапывал.
Саша позавидовал ему. Спит человек, а он, получается, при нем, как часовой, сон сержанта охраняет. Но и его сон сморил.
Несколько раз за ночь Саша просыпался, как только сержант начинал шевелиться. Но под утро угрелся и уснул глубоко.
Разбудил его сержант. Ногами стал ерзать, пытался встать и отползти. А глаза расширены, на Сашу смотрит злобно.
– Эй, сержант! Ты чего?
– Тварь паскудная! Я тебе ночью поверил даже!
– Какая муха тебя укусила?
– Немцам продался! Полицай!
Только тут до Саши дошло. Как рассвело немного, сержант повязку на его рукаве разглядел.
– А, ты про повязку? Не обращай внимания, это для маскировки.
Но сержант смотрел на Сашу волком, хотя дергаться перестал.
– Я тебе руки развяжу, только ты не делай резких движений – своему здоровью сильно повредишь! – для убедительности Саша тронул рукой автомат.
Он подошел к сержанту, развязал ремень.
– Опоясайся, не то брюки потеряешь.
Сержант поднялся и долго растирал затекшие кисти рук, потом нагнулся за ремнем и внезапно бросился на Сашу. Но тот уже был настороже, откачнулся в сторону и подставил сержанту подножку. Сержант упал лицом в землю, попутно ударившись темечком об угол ящика.
– Ай-яй-яй! Мы же с тобой договорились! Вставай, но запомни – в последний раз прощаю. Был бы я действительно полицейским – сдал бы тебя полицаям, не развязывая. А ты кидаешься! Нехорошо!
Сержант поднялся, вдел ремень в шлевки брюк, затянулся.
– Открой-ка ящик, посмотрим, чего ты у немцев стырил.
Сержант перевернул ящик, расстегнул на нем защелки и откинул крышку. Саша взглянул и расхохотался.
– Самая бесполезная для нас вещь, которую я в последнее время видел!
– Что это?
Сержант вытащил из ящика ребристую, овальную в сечении металлическую коробку.
– Не видел никогда? Это же противогаз, в упаковке для переноски. Наши противогазы в брезентовых сумках, а у немцев – в гофре.
– Вот блин, стоило рисковать из-за этого и сюда тащить? Я думал – консервы или гранаты.
– Кстати, о консервах. Пора позавтракать.
Саша достал из ранца последнюю банку и проткнул дно ножом. Зашипело, пошел дым, но Саша уже поставил банку горящей стороной на землю. Сержант наблюдал за ним с интересом.
– Это что?
– Сейчас увидишь. Ложка есть?
– Как же без нее?
Сержант достал из-за голенища сапога алюминиевую ложку, обдул.
– Садись, сейчас завтракать будешь.
Саша разделил оставшийся хлеб поровну, вскрыл ножом банку.
– Пробуй!
Сержант зачерпнул ложкой варево, подул на ложку, понюхал, попробовал.
– Вкусно!
Но что там той банки для двух здоровых и молодых мужиков?!
Сержант кусочком хлеба вытер банку изнутри.
– Эх, сейчас каждому бы по банке, а лучше – по две.
– Все, сержант, у меня не столовая. Для себя держал, чтобы не с пустым брюхом идти.
– Спасибо, а то от голодухи слабость уже. Два дня назад удалось несколько сухарей съесть, и перед этим три дня не ел.
– А чего же в деревнях? Не дают?
– Боюсь я. Нарвался уже раз на немцев, еле ушел.
– А ты вообще куда путь держишь?
– Так к фронту же, я говорил. А ты кто?
– По справке, что у убитого мной полицая забрал, – Мыкола Левадный, а на самом деле – сержант Александр Дементьев.
– Кадровый?
– В запасе.
– Ага, вижу – староват ты для сержанта. Вместе пробираться будем?
– Пробовал уже. Вышел к своим – с документами, с оружием. А меня – в лагерь. Был на оккупированной территории – нет тебе веры.
– Ну ни хрена себе! Так сейчас тысячи таких, как мы, выходят.
– Вот тысячи в лагерях и сидят.
– Вот оно как обернулось?! А сюда как попал?
– Из лагеря сбежал, попал на передовую. А дальше – сам знаешь. Немцы прорвались, попали мы в окружение. Ночью удалось выйти, только не на восток, а на запад. Полицейского грохнул, забрал его оружие да документы в портмоне нашел – тоже себе забрал. Хоть и липа, а все по оккупированной земле идти сподручней. Ты же на повязку купился.
– М-да! Думал, пробьюсь к своим – и снова в строй. Так ведь и в лагере, я думаю, не звери, разберутся.
С некоторыми разобрались. К стенке поставили – и все.
– Ты хочешь сказать – расстреляли?
– Именно!
Сержант задумался.
– Думаю, клевещешь ты на органы. Грешок на тебе есть, но кто нынче без греха? Однако чувствую, нутром своим чую – пугаешь ты меня, чтобы я здесь, с тобой остался.
– Частично угадал. Как на духу: грехов перед советской властью на мне нет, а рисковать, переходя фронт, считаю неразумным. Если бы тебя сразу в строй поставили да пулемет дали – другое дело. А в лагерь я не согласен.
– Так ты что же, войну в немецком тылу пересидеть хочешь? В тепле, под мягким боком у какой-нибудь бабенки? Вошь ты навозная!
– С чего ты взял, что пересидеть? Ты в армию рвешься зачем? Врагов убивать? Так здесь их и искать не надо, полно вокруг. Только если без головы к делу подходить – сам погибнешь. Мне расклад – одного убил и сам погиб – не нравится. Десять убей, сто! Но сам живой останься! Кто после войны страну из руин поднимать будет?
Ознакомительная версия.
