Я уже убедился, что засады ждать не приходится, поэтому приказал Стрелину прислать побольше бойцов для сбора трофеев.
Сержант, обвешанный немецкими карабинами, отправился конвоировать ходих пленных, обгоняя парочку, тащившую унтера на руках. А я тем временем подобрался к кустам, достал половинку бинокля и еще раз внимательно осмотрел другой берег. Там пока все было тихо.
Вскоре прибыло подкрепление. К моему удивлению пришло человек тридцать во главе со старшиной. Он объяснил мне, что им прислали помощь из соседней роты, поэтому нас по-прежнему прикрывают.
Нескольких бойцов старшина отрядил собирать оружие и ящики и оттаскивать их к зарослям, а остальные уже оттуда перетаскивали все добро к нашим окопам. Закончив сбор трофеев на берегу, мы перешли ближе к нашим позициям, где происходила завершающая фаза боя. Здесь тоже было много добычи, так что все даже устали ее перетаскивать. На самом деле, конечно, носили бойцы, а мы со старшиной пользуясь привилегией командиров, только наблюдали и руководили.
Пользуясь затишьем, Свиридов приказал перетащить и все трупы. Потом можно будет отчитаться перед командованием об итогах проведенного боя.
Когда я вернулся к своим, уже ставшим родным окопам, то в первую очередь напомнил сержантам проверить, чтобы все почистили оружие. В суматохе с пленными и сбором трофеев бойцам действительно было не до этого, а у неопытных солдат еще не вошло в привычку чистить винтовку после каждого боя, что часто вело к порче оружия. Стреляли то не в тире, а в земляных окопах. Пыль стояла столбом, везде грязь, взрывы раскидывают землю во все стороны. Достаточно нескольким песчинкам попасть в ствол, и при следующем выстреле он приходил в негодность.
Заметив что санитар перевязывает шею немцу, лежащему без сознания, я сорвался:
— Почему занялись немцами, когда еще наши бойцы не все перевязаны, вон у сержанта все ухо в крови. Сначала лечим наших, а потом уже фашистов.
Я в негодовании прошел дальше, оправдывая себя тем, что клятву Гиппокарата я не давал, и что Германия сама нарушала все мысленные законы и правила. Но конечно, уже через несколько шагов я повернул назад, попросить извинения у ни в чем не повинного санитара.
Он кивнул, и флегматично продолжал завязывать бинт. Что ему чужие командиры, тем более в штатском. Персонал медвзвода подчиняется только своему командиру медицинской службы, а что ему делать, он хорошо знает.
А ведь как я негодовал, когда в американском сериале про корейскую войну врачи объясняли порядок оказания помощи раненым: сначала американцы, потом корейцы, а потом китайцы.
За этими мыслями я не заметил, как подошел к оживленно разговаривающей кучке солдат, и услышал — вот он, товарищ комбат.
Посередине группки бойцов меня уже ждал молодой парень с тремя кубарями в петлицах, держащий в руках МП-40. Я попытался вытянуться по стойке смирно и доложил по форме
— Старший лейтенант запаса Андреев в ваше распоряжение прибыл.
К моему удивлению, старлей сразу бросился обниматься, приговаривая
— Ну молодец лейтенант, как вовремя пришел на помощь. Мне уже тут понарассказывали, как ты броневик подбил.
Он утащил меня в блиндаж, в котором, судя по коробке полевого телефона и лежащей на столе сложенной гармошке карты, раньше располагался командир роты. Комбат усадил меня на табурет, и сунул мне кружку воды, которую самолично налил из чайника. Сделав первый глоток, я тут же выплюнул обратно, и закашлялся.
— Это же спирт!
— Так он же разбавленный. — Старлей не знал, удивляться ему или смеяться. — Вот смотри. — И он тут же одним глотком выпил всю кружку, довольно крякнув.
— Извините, но я не пью даже разбавленный. — Виновато сказал я, откашлявшись.
— Ничего, тогда закуривай, и он протянул мне пачку Казбека, которую я раньше видел в фильмах про войну.
Видимо виноватое выражение моего лица подсказало ему, что курить я тоже не умею, и он, хмыкнув, убрал папиросы обратно.
— Я командир батальона 215-го стрелкового полка 179-й стрелковой дивизии старший лейтенант Иванов. Но ты можешь звать меня просто Сергей. — он протянул мне руку.
Вот это да! Это же тот самый полк, в котором воевал мой дед, в честь которого меня и назвали. Вот только служить здесь он будет лишь в следующем году, так что встреть его, по крайней мере сейчас, мне не придется. Ну почему я раньше не интересовался историей этой дивизии. Где она воевала в сорок втором, я примерно знаю. А вот что с ней происходило в начале войны не имею ни малейшего представления.
— Александр. Старший лейтенант запаса Андреев. — спохватился я. — Но у меня нет документов. Боюсь, что подтверждение моей личности тоже получить нельзя.
— Ясно, вздохнул Сергей. Твой город тоже оккупировали. Хорошо воюешь. Ты где раньше служил?
Что рассказывать, я уже обдумал на берегу, пока руководил погрузочно-перетаскивающими работами.
— Сидел два года при штабе, бумажки перекладывал. За все время даже отделением не покомандовал. — Я тяжело вздохнул. — И в учениях ни разу не участвовал. Когда увольнялся в запас, дали еще один кубарь в петлицы, но конечно, на полноценного командира взвода я потяну. Знания у меня есть, но чисто теоретические.
Все что я рассказывал, было чистой правдой. То, что я сидел не с бумажками, а с компьютером, как единственный в штабе, знакомый с подобной техникой, значения не имело. Как и то, что учения в Российской армии 90-х годах вообще почти не проводились.
— Сейчас много таких запасников. Ты решительный, и видно, что образованный. Назначим тебя на роту, к тому же по численности она сейчас даже на взвод не тянет. В строю осталось чуть больше сорока человек, включая легкораненых.
— Надеюсь в мою роту? — Надо же, насколько бой сближает людей. Теперь все эти солдаты были для меня родными, хотя я почти ни с кем из них еще не познакомился.
— Конечно сюда. Они все ко мне буквально с кулаками подступили. Мол, оставьте старлея у нас.
— А как же…
— Насчет документов не беспокойся. Сделаем мы их тебе.
— Справку выпишут?
— Нет, у нас недавно командир роты погиб в соседнем батальоне. Он детдомовский, родственников нет, поэтому его документы тебе отдадим, а штаб полка оформит перевод в мой батальон. Кстати, и звание у тебя останется.
— И как меня теперь зовут?
— Соколов Александр. Отчество не помню, потом узнаем. Кстати, что у тебя под курткой, кольчуга что ли?
— Ну да.
— И что, она и вправду спасает от пуль?
— Да нет, что ты. — Я рассмеялся. — Она защищает только от холодного оружия. Просто… это мой отец принес трофей с войны. Так сказать, семейная реликвия. Вот я ее и надел, когда эвакуировался.
