Рая молчит, поскольку перешипеть 'солнышко' задача трудновыполнимая.
- Ты че разорался? У нас Лена с маленьким.
Час от часу... Спрашиваю на полтона ниже:
- По какому случаю парад але?
Моя половина смотрит на меня уничижительно и поворачивается к Рае:
- Объясни ему.
Рая, моя однокашница по школе милиции, мать Коли Ершова, берет меня за руку и ведет на кухню.
- Понимаешь, Лену из общежития ГУВД выселили...
Я хоть и не рыбак, но как выглядит вытащенная на берег рыба, представляю хорошо. Поэтому, для того чтобы представить, как я сам выглядел в этот момент, отражаться в зеркале нужды не было. Наконец, с шевелящихся под выпученными от удивления глазами губ слетели первые слова:
- Это как?
- Читай сам! - Рая протянула мне половинку листа бумаги, на котором добротным канцелярским стилем излагалось, что поскольку Ершова Е.А. не связана трудовыми отношениями с ГУВД, то, в соответствии с договором найма жилого помещения в общежитии, подлежит выселению в трёхдневный срок.
- Тут написано три дня, почему сразу не сказали? - спросил я Раю.
- Так они еще и не прошли. Просто мы не стали дожидаться, когда придет ОМОН, и освободили помещение досрочно.
- Гордые, значит? - я тяжело опустился на табурет. - И что вы теперь с вашей гордостью делать намерены?
- А ты чего раскипятился? - в свою очередь вспыхнула Рая. - Можно подумать, ты бы, чем помог!
- По крайней мере, попытался, - все еще раздраженно парировал я. - В крайнем случае, до генерала бы дошел.
- Ты посмотри-ка на этого ходока, - обратилась Рая к моей супруге. - Так бы он тебя и принял! Нынешний, он у нас не то, что давешний.
- Зря ты так, - сказал я уже примирительным тоном. - Генерал мужик правильный. Может и посодействовал бы. Да что теперь говорить. Обратно Ленку никой генерал не вселит. А что ФСБшники говорят?
- Сочувствуют. Обещают помочь при первой же возможности.
- Цену таким обещаниям ты знаешь не хуже меня, - горько усмехнулся я. - Скажи лучше, что делать собираетесь?
- Увезу их к себе в Купино, там у меня большой дом, участок. А как Лена с декрета выйдет, я ее к себе в отдел переведу. Так что ты за нас не переживай - перетопчемся! Ты лучше помоги с 'Газелью', у вас в батальоне, я знаю, есть полугрузовая, вещи перевезти.
- И с 'Газелью' помогу, и с погрузкой, только... - Закончить фразу у меня не получилось, лишь глубокий вздох невольно вырвался из груди.
Рая посмотрела на меня все понимающим взглядом.
- Брось, Миша. В твои ли годы стены лбом таранить? Пусть подавятся!
На следующий день я смотрел на отъезжающую 'Газель' и думал о том, что Ленке с малышом в деревне будет лучше, чем в городе. В оправдание, в успокоение ли пришла мне в голову эта мысль - не знаю, но полегчало...
Я перечитал письмо от нотариуса еще раз, отложил бланк в сторону и откинулся на спинку кресла. Чудны дела твои, Господи. Я, конечно, помнил о том, что в Питере у меня был - я ведь даже не знал, жив он или нет - двоюродный дед Юзеф. О нем у меня остались самые смутные воспоминания. Я ведь был совсем мальцом, когда в первый и последний раз навещал деда Юзю в его коммунальной квартире в старом питерском доме где-то в районе Сенной площади. Когда же я получал о нем последнюю весточку? Лет тридцать назад? Как не все сорок! И вот теперь меня приглашают вступить в права наследования. Недвижимость почитай в центре Питера и счет в банке. Интересно, какая на счету сумма? Хотя, если продать одну квартиру и то нехило выйдет. Надо ехать.
Ускорил отъезд, как ни странно, мой непосредственный начальник. Пригласил в кабинет, вроде как по делу. Потом сказал, не глядя в глаза, что видел проект нового штатного расписания, того, что для полиции. Так в нем моей должности нет. Вывод предложил делать самому. Дело нехитрое: должность сокращают, возраст пенсионный - не служить мне в полиции. Кабы не наследство деда Юзи, так и загрустил бы, наверное. А так, вышло как в песне Галича, в исполнении Высоцкого на старой магнитофонной ленте: 'Появляюсь на службу я в пятницу, посылаю начальство я в задницу...'. И как стал я оформлять пенсию, так перестал засиживаться на службе дольше положенного, а потом и вовсе обнаглел: взял впервые в жизни кратковременный отпуск для решения неотложных дел по семейным, стало быть, обстоятельствам и отбыл в северную столицу России - город Санкт-Петербург.
Еще на трапе самолета придавило меня к земле тяжелое питерское небо, и хлестанул по лицу соленый балтийский ветер. И пусть про соль я приврал, но и без нее ветерок пробирал до костей.
В зоне прилета меня ожидал господин Розенфельд. Он был примерно одних со мной лет, и ничем не отличался от типичных представителей своей национальности: черные кучерявые слегка тронутые сединой волосы, умное лицо и глаза, вобравшие в себя печаль многих поколений.
Пока шло опознание, пока мы приветствовали друг друга, пока я сообщал нотариусу, что другого багажа кроме сумки, той, что в руках, у меня нет - все это время он косил взглядом за мое плечо. Это слегка раздражало, но не заставило меня обернуться. Я ждал приглашения на выход, но Розенфельд спросил:
- Вы прилетели один?
Я, конечно, удивился, и, конечно, хотел ответить, что, да, я прилетел один, но нотариус так выразительно повел глазами за мое плечо, что я закрыл рот и обернулся. Потом снова посмотрел на Розенфельда и произнес совсем не то, что собирался:
- Похоже, что не один. Извините.
Я оставил сумку возле Розенфельда, сам подошел к Ольге, приложился щекой к ее холодной щеке, потом спросил:
- Ты как здесь?
- Прилетела с тобой одним рейсом. Миша, мне надо с тобой поговорить!
Я всегда знал Ольгу как абсолютно адекватного человека, неспособного совершать необдуманные поступки, потому просто одной рукой подхватил ее сумку, другой взял под локоток и подвел к нотариусу.
- Знакомьтесь, Ольга, моя родственница!
Если у Розенфельда и возникли на этот счет какие-то сомнения, то он их никак не выказал, а лишь изобразил вежливую улыбку и пригласил нас пройти к выходу.
Иномарка, в которую мы погрузились, - сумки в багажник, мы с Ольгой на заднее сидение, Розенфельд за руль - была не только относительно новая, но еще и забугорная, не наш российский новодел. Оно и понятно. Для нотариуса машина не столько средство передвижения, сколько вещь, непосредственно влияющая на степень доверия клиента.
По пути, в основном, молчали. Не доезжая до Сенной свернули в переулок, потом под арку, и встали внутри двора-колодца перед невыразительной дверью. Поднялись по обшарпанной лестнице на третий этаж. Нотариус открыл столь же невзрачную, как и лестница, дверь, и мы вошли на кухню той самой коммунальной квартиры, где я в свое время навещал деда Юзека.
