Махавший нагайкой, видимо, решил, что на его долю развлечений достаётся меньше, чем надо, что-то своим друзьям скомандовал. Они опять дружно загоготали и прекратили тащить его в разные стороны, ограничиваясь теперь удержанием пленника в стоящем, но беспомощном состоянии. И тогда Аркадий очнулся. От того, что третий, соскочив с лошади, начал щупать его зад. Даже в бессознательном, состоянии, он сразу сообразил, что ему уготовано. Только, изменить что-либо, теперь ему было затруднительно.
Мысли забегали как пришпоренные, ища выход из унизительнейшего положения. Но всадники твёрдо держали арканы, начисто блокируя даже тень шанса на освобождение. Половой разбойник, тем временем, вышел из-за спины и, откровенно издевательски скаля зубы, что-то произнёс. Ростом он был Аркадию (191 см) по подбородок, широкоплеч, гнилозуб и немыт и жутко вонюч. Поиграв с пленником в гляделки, татарин полапал красивый, усеянный бляшками ремень, поцокал довольно, но расстегнуть сразу не смог. Озадаченно сделал шаг назад, рассматривая его. Чем Аркадий и воспользовался. Дикари, вероятно, не имели представления о возможности нанесения убойного удара ногой. Аркадий вложил в удар все сохранившиеся силы, злость и отчаянье, попав носком кроссовки в самое уязвимое для мужчины место.
Тот даже закричать не смог, молча склонился, теряя сознание от боли, инстинктивно схватившись руками за место ушиба. Аркадий от души добавил носком другой ноги в удачно подставленную челюсть. Послышавшийся хруст прозвучал для него приятной музыкой.
«Этот ублюдок уже не только желать кого-нибудь не сможет, вряд ли встанет. Хрустнула, вроде бы, шея, а не челюсть. По крайней мере, хочется так думать. Приятно, что с собой на тот свет хоть одного смог захватить. Жаль, не очухался раньше».
Пистолет он выронил ещё на том курганчике, а двое других дикарей его к себе вплотную не подпустят, никаких шансов победить или убежать, у него нет. Иллюзий о своей возможности победить врагов, он не питал. Поэтому неожиданное ослабление давления слева и, тут же, справа стало для него приятнейшей неожиданностью. Негодяй справа, опрокинулся спиной на спину собственной лошади, с торчащей из груди стрелой оперённой серыми перьями. Левый из седла выпал и ещё дёргался, стуча по земле ногами. Аркадию приходилось видеть агонию, это была она, родимая. Удивительно, но его лошадь от умирающего хозяина не драпанула. Нетрудно было догадаться, что и его сразил не инфаркт миокарда. Аркадий покрутил головой, ища спасителя.
«Стрелы сами по себе не летают, их человеческая рука выпустить должна. Или, там, эльфья, если в мир фэнтази попал».
Искать долго, не пришлось. Возникнув будто из пустоты, из воздуха (лёжа же из лука стрелять нельзя! Или, всё-таки, можно?), к нему подходил здоровенный казарлюга. В вышиванке, выглядывавшей из-под какого-то грязно-зелёного жупана, стиранных явно не сегодня, откровенно грязных шароварах, сапогах, не обнаруживавших знакомства с сапожной щёткой, с оселедцем и длинными, свисающими с верхней губы усами. В руке он держал небольшой лук, хотя из-за пояса торчала рукоять пистолета. Старинного, естественно. Ещё два пистолета торчали у казака на бёдрах, в кобурах непривычного вида. Разница с картинными запорожцами была в степени бритости, как лица, так и головы. Их покрывала модная в двадцать первом веке щетина. Судя по её пегости, казак был уже не мальчик. Рассмотреть количество морщин на дублёной, коричневой коже при слепящем глаза солнце было невозможно. Не говоря о бессмысленности такого дела, рассматривания морщин у мужика. По степени сомнительности внешнего вида, сгинувшие татары, выглядели, по сравнению с их убийцей, сущими младенцами.
О пользе вегетарианства
Всё тот же полдень, 23 марта 1637 года от р.х
Плохое настроение не покидало Ивана с самого начала этого дурацкого похода. Шли на святое дело, кстати, и наверняка прибыльное. И таились будто занимались чем-то срамным. Объявили, что поход в Персию, на помощь шаху против султана. Нет, ничего против походов за добычей к врагам православной веры, он не имел. Чем, спрашивается, иначе казаку жить? На паперти подаяние просить? Так, если не калека, подавать плохо будут. И против персидского шаха он ничего не имел. Оно, мусульманин, конечно… но, раз враг турок, значит иметь с ним дела можно. Платит шах щедро, пограбить там, опять-таки, есть кого. В другое время, считал Иван — милое дело, сходить в такой поход. Но сейчас, когда волнуется вся Приднепровщина, закипает Волынь, волнуются русские земли в Литве, готовы встать на бой с клятыми ляхами и казаки, и гречкосеи, отвлекать от святого дела освобождения Руси немалую силу, было неразумно. А то и преступно. Даже для реальной цели похода, о которой в отряде не знал почти никто. Включая наказного гетмана, руководившего войском.
Иван невольно стиснул зубы, вспомнив, кто сумел пробиться в наказные гетманы. У них с чёртовым вылупком Пилипом, была старая и сильная вражда. И его внезапная активность по организации похода в Персию, настораживала.
«Если правдой были подозрения о связи Пилипа с иезуитами, то спрашивается — зачем им-то такой поход нужен? С турками-то у чёртовых святош отношения были на зависть хорошие. Непонятно. Следовательно, ломать голову бесполезно. Надо иметь такие же вывихнутые, как у самих иезуитов мозги, чтоб догадаться об их намерениях. Но самому придётся спать в полглаза, ходить с величайшей осторожностью. Пилип, к гадалке не ходи, попытается лютого своего недруга убить. Если не получиться с первого раза, не поленится повторять попытки вновь и вновь». Иван хмыкнул вслух и вызверился, что у него означало улыбку.
«Ну, мы ещё посмотрим, кто кого. Я тоже предпочитаю вспоминать о своих врагах, как о мёртвых. Увидим, кому удастся погубить врага раньше».
К расстройству характерника, казаки его собственного куреня встретили предложение о походе в Персию с энтузиазмом. Получалось, что страдания селян их не так уж и волнуют, хотя добрая половина была из села и хлебнула лиха от панов.
Иван не хотел самому себе признаваться, но его задело, и весьма сильно задело, решение совета характерников отправить в этот не интересный ему поход его. Не смотря на его возражения. Пилип, выбранный наказным гетманом, мол, хоть и немалый талант имеет, да легко с правильной дороги съезжает. Есть в нём какая-то гнильца. А, например, тёзку, Сирка, оставили в Запорожье. Хотя по возрасту, он ему, Васюринскому, почти в сыновья годился.
«Боже милостивый, что ж это деется? Эх, нет в мире справедливости! — пришёл к «свежему» и «оригинальному» выводу из своих печальных дум казак. И решил развеяться. Поохотиться, добыть свежину, порадовать себя на обед молодым мяском. Порадовать брюхо, если с радостью для души не складывается.
