Краснов коротко взглянул на Светлану. Бабье дело: продрала глаза, рада, что спасли, щурится и чистит перышки.
Его глаза уже несколько привыкли, потому что фонари светили теперь не в лицо, а в пол. Отраженный свет делал лица страшноватыми, чужие голоса в тесноте звучали угрожающе.
Сколько их?
Краснов поднялся, подавляя боль во всем теле. Противников трое. У крайнего в руках ППШ. Это автомат Краснова. Другого оружия не видно. Зеки обязательно выставили бы все стволы напоказ — для убедительности. А этот даже не смотрит на Краснова, разглядывает автомат, делая вид, будто не понимает, что это за штука. Двое других улыбаются. И, если присмотреться, улыбаются нерешительно. И не похоже по их глазам, что знакомы с Красновым.
— Вы, наверно, заблудились? — Совсем не зековский вопрос. Хотя, черт их знает…
Краснов решил не рассусоливать. Отработанным движением, сбивая с ног, вырвал автомат у крайнего, отпятился мгновенно назад, дергая затвор, поднял ствол навстречу взметнувшимся фонарям.
— Свет — на себя! Стреляю!
И дал коротенькую очередь мимо них, с расчетом сбить тех, кто в темноте может их прикрывать.
Свет упал на пол. Обезоруженный вскочил, подобрал свой фонарь.
— Положи фонарь! Оставьте себе один, а два положите! Не гасить!
Они подчинились.
По расположению сидящей Светланы Краснов определил, что они стоят в той стороне, куда надо идти.
— Спиной ко мне! Медленно идти к выходу, сюда не светить! Марш!
— Интересный ты, хозяин…
— Не разговаривать! Резких движений не делать! Марш на выход! Стреляю!
Трое покорились. Он был уверен, что выход близко. Один фонарь подал Светлане и велел погасить, но держать наготове. Второй, удобно сделанный колбаской, прижал к надульнику и, держа автомат у бедра, двинулся за ошеломленными зеками… Нет, что-то мешало уже называть их так… Свет необычного фонаря помог разобраться: странная одежда. Матово блестящая ткань, одинакового цвета куртки и брюки, одинаковые мягкие ботинки, одинаковые шапочки с козырьками — все незнакомого фасона, из незнакомого материала. Японские шпионы!.. А почему белой расы? Значит, американцы! Десант! Они над этими местами в войну перегоняли для нас свои "эркобры", по ленд-лизу, дорога знакомая… Жаль, что Краснов не знает английского, можно было бы их сейчас подловить. Ну да черт с ними.
Светлана жалась к нему слева. Если бросятся, помешает. Он велел:
— Иди сзади, не бойся.
Она послушно отстала. Ему сразу сделалось не по себе, но он стерпел и не стал ее возвращать. Только коротко оглянулся и спросил:
— Фуфайку надела?
Она кивнула, кутаясь в его телогрейку и дрожа всем телом. Тут же погасила фонарь.
Он конвоировал задержанных молча, обдумывая схему действий на поверхности. Прежде всего, конечно, заставить их связать друг друга, еще до выхода, когда только появится дневной свет. Потом — допрос. Или на ходу? Есть ли у них продукты?
Светлана сзади постанывала, от этого болело собственное тело. А трое впереди послушно молчали, шагали мягко и выглядели бодро. Это раздражало. Хотелось есть.
Вещей с ними никаких. Видно, оставили у входа. Значит, совсем близко. И значит, их там ждут свои. Спросить, сколько? Соврут — недорого возьмут. Лучше уже на месте, по обстановке. Он приказал:
— Идти быстрее! Никого у входа не окликать! Стреляю без предупреждения!
Светлане велел через плечо:
— Если стрельба — сразу падай.
Она промолчала.
— Слышала?
— Слышу, Вася.
Боится. Капитан Краснов тихонько, но от самого чистого сердца обложил самыми сильными из знакомых ему лагерных слов и свою последнюю охоту, и эту донельзя своевременную встречу с диверсантами империализма в двух шагах от выхода. В общем списке досталось и чертовой шлюхе — любовнице с ее вечным невезением: то в избе угорела, то под лед угодила, то любовниковы носки не заметила, а теперь стонет сзади и вообще неясно, куда ее девать, хоть в лагерь отправляй…
Впереди забрезжило.
— Васенька, свет!
— Тихо! — выдохнул Краснов и подал вперед новую команду: — Отвечайте своим, что идете одни!
— Там никого, — откликнулись спереди. — Нас только трое.
— Тем лучше, — сказал Краснов, но не поверил.
Однако у входа действительно оказались только три сумки, не очень туго набитых.
Обрадовавшись свету, Краснов тем не менее сохранил бдительность. Под угрозой автомата диверсанты выдернули из брюк ремни, и один из них, самый с виду щуплый, связал руки остальным, а его самого связала Светлана. Затем состоялся беглый осмотр сумок на предмет провианта, после чего, не смущаясь насмешливыми улыбками пленных, победители устроили пир, во время которого Краснов занялся допросом.
— Хорошо вы в Америке питаетесь, — начал он провокационно.
— Почему именно в Америке, — ответил их старший, с белым шарфиком на шее. — Какая разница, где питаться…
— Скоро узнаешь, — пообещал Краснов. — Когда же вас сюда забросили?
Диверсанты переглянулись. Подумав, старший сказал:
— Мы немного проехали свою остановку. Решили размяться.
— А в пещеру, — быстро добавил самый молодой, — зашли случайно.
Последний осенний комар сильно ему досаждал, юноша стряхнул с головы шапочку и отмахивался белыми кудрями. Типичный ариец, подумал Краснов.
— И незачем применять крайние меры, — обиженным тенором прозвенел третий, самый щуплый и самый, судя по Светкиным взглядам, красивый.
— Это какие же крайние меры? — полюбопытствовал Краснов.
Диверсанты опять переглянулись.
— Да ладно тебе, — засмеялся старший. — Построжился — и развязывай. Можешь сфотографировать, а хочешь — карточки забери…
— А то ведь мы тоже можем… — перебил тенор.
— Что же вы можете? — Краснову сделалось очень интересно.
— За унижение достоинства притянем! — выкрикнул тенор.
— Вот так, хозяин, — улыбнулся старший. — Давай-ка…
— Мы законы тоже знаем, — с нажимом добавил третий.
— От ВАШИХ законов, — Краснов усмехнулся, — придется отвыкать.
— У тебя что, другие законы? — вскинулся третий.
— Пещерные? — ехидно спросил тенор. — Или ты на Остров захотел?
— Законы тут кругом советские, — сказал Краснов веско. — Да за шпионаж, я думаю, у вас тоже не жалуют.
Диверсанты переглянулись и помрачнели.
— А кстати, — Краснов продолжил допрос, — вы как, из власовцев или из эмигрантов?
— Это ваши дела, — ответил старший, опять переглянувшись со своими.
— А все-таки? — Краснову показалось, что он на верном пути.
