— Пусть заходит, ёу.
Здоровяк замялся, продолжая ютиться между дверным полотном и косяком.
Его напарник тоже пытался просунуть голову в гримерку, поэтому створка ходила ходуном и трещала.
— Так…это… Он вас на улице ждет. У черного хода. Сюда не захотел войти, сказал, что курить будет.
— Правильно, нехрена у меня тут всякой дрянью дымить. Только качественный ганджубас, е!
Поднявшись с кресла-качалки, Ромати накинул черную кожаную куртку, кепку и вышел из гримерки. Профессионал речитатива прошел по слабоосвещенным коридорам элитного ночного клуба, где на плохо отштукатуренных стенах висели портреты всех известных русландских представителей музыкальной сцены с автографами, написанные самим Никасом Сауроновым. Громилы в черных костюмах, озираясь, как и подобает бодигардам, плелись следом.
Музыкант ступил под ночное небо столицы, оставив охранников внутри. Он осмотрелся. Единственная лампа опять не горела, погрузив подворотню во мрак.
Только луна и звезды дарили слабый свет. Возле мусорного бака стоял человек в длиннополом плаще, пуская клубы дыма, наплевав на запрет Государя, и введенный по тринадцатым числам каждого месяца комендантский час. С двенадцати ночи до четырех на улицу выходить и выезжать нельзя: коммунальные службы убирают город. По крайней мере, должны, а как оно на самом деле… Никто не знает, высовываться же нельзя. Хотя, работников органов это не касается, даже если не при исполнении.
— Вы хотели поговорить со мной, ёу?
— Я? — удивился незнакомец. — Не совсем. Я соврал этим двум дебилам.
В нескольких десятках метров по улице пронесся автомобиль, хозяин которого не успел встать на специальную парковку. Мгновением позже прозвучал короткий сигнал полицейской сирены, с ласковой просьбой прижаться к обочине темно-красному «Ламборгини».
— Мне от вас кое-что нужно, — таинственный гость приближался уверенным шагом.
Разбитый фонарь не позволял разглядеть его лицо, скрытое капюшоном.
Человек «отстрельнул» окурок в сторону.
— Чувак, — взмахнул руками Ромати, — Не томи, говори уже или я пойду. Вам что, там, в сыске, заняться нечем? Я на той неделе носки концертные потерял где-то. Вы по этому поводу? Нашли? Ёу.
— Не везет тебе, — усмехнулся неизвестный. — Сначала носки, теперь голова…
Музыкант попытался рассмотреть лицо незнакомца и сделал шаг навстречу.
— Что за…
Раздался звук рассекаемого воздуха. В лунном свете сверкнула полоска годами кованой стали, а через мгновение на асфальт упало обезглавленное тело певца.
Недостающую часть некогда живого организма человек в плаще ловко поймал на лету, убрал в полиэтиленовый пакет и через минуту скрылся в подворотне…
Квартира Воронцова. 05 часов 00 минут.Телефонный звонок нарушил звенящую тишину однокомнатной квартиры. «Имперский марш»[2] заставил Виктора разлепить веки. Пошарив рукой, следователь нашел-таки мобильник и поднес его к уху.
— Воронцов…
Но чудо западного производства продолжало играть. Виктор выругался, нажал кнопку и снова ответил.
— Воронцов…
Свесив ноги с кровати, сыскарь внимательно слушал, потом отложил «трубку» в сторону и схватился двумя руками за голову. Перестарались они вчера с генералом. Не рассчитали сил. Взяв со стула пачку «Капитана Блэка», следователь закурил.
— Как там Егорыч? — задумчиво произнес Виктор.
В этот момент кто-то завозился под одеялом и Воронцов вздрогнул. Откинув одеяло, он обнаружил обнаженную красотку.
— Ты кто?! Я тебя знаю?
Не открывая глаз, девушка ответила.
— Граф, вы подлец! Ты меня познал два раза и теперь обязан жениться на мне!
Виктор закашлялся дымом и выронил только что прикуренную сигарету.
— Ага, сейчас, только кольцо найду. Собирайся!
— В ЗАГС? — девушка вскочила и обвила руками шею своего возлюбленного.
— На работу! Я к себе, ты — к себе!
Следователь освободился от объятий, влез в джинсы, которые валялись возле кровати и, подойдя к окну, отдернул занавески. На улице было еще темно, хотя рассвет уже не за домами. Виктор посмотрел на часы.
— Кошмар… Голова треснет сейчас.
— У меня тоже, — подала голос девушка.
— Я не шучу, — сказал Воронцов, поднимая с пола футболку. — Мне надо на работу.
— А можно я с тобой пойду?
— В тюрьму?! — удивился следователь. — За аморальное поведение могу пристроить.
— Шоб тобэ пэрэкосыло, русиш швайн!
Силиконовая красотка подхватила со стула бурку, буденовку, влезла в сапоги и, прогромыхав по коридору, громко хлопнула дверью, оставив Виктора одного.
— Мы что, опять в «Шалаш» заезжали? Ничего не помню, — вздохнул Воронцов.
— Когда же отпуск?! Уеду к дяде в Кисловодск, и гори все оно синим пламенем!
Надев кобуру с новеньким «Маузером» и потертую кожаную куртку, сотрудник Имперского сыска покинул свое однокомнатное жилище и вышел в ночь. Ему сильно хотелось спать и пить, голова трещала по швам, но… Долг превыше всего!
Переулок за ночным клубом «Царь-батюшка». 06 часов 00 минут.Подворотню огородили красной лентой с надписью
«Не входить! Место преступления!».
Весь переулок кишел полицейскими. Солнце уже поднялось над крышами домов и пиками башен и било прямо в глаза, усиливая головную боль Воронцова, который буквально вывалился из таксомотора. Он чтил уголовный кодекс и поэтому не садился за руль в нетрезвом виде. За редким исключением.
Подбежавший констебль, рыжеволосый двадцатилетний парень в канапушках, хотел уже доложить обстановку, но тут же был остановлен капитаном.
— Максим, голубчик, кофе принеси. Двойной со сливками и послаще, будь любезен, — Виктор похлопал молодого человека по плечу.
— Сию минуту! — парень скрылся из виду.
Зябко кутаясь в куртку, Воронцов подошел к группе людей, одетых в форменные кители. Тут же щелкал затвором своего цифрового аппарата фотограф, ползали на карачках эксперты-криминалисты. В центре всего этого безобразия находилось чье-то обезглавленное тело, лежащее в подсыхающей луже крови.
«Какой осел по ночам бродит в этих переулках?!».
— Чего меня вызвали, Максим? Других следователей кроме моей персоны нет? — спросил Виктор, принимая из рук констебля высокий стакан с кофе и пару одноразовых медицинских перчаток.
— Тут такое дело… — смутился парень. — Погибший — Ромати. Ну, Вы знаете, певец такой. Его еще вчера Император наградил. Так вот, ему голову отсекли.
Сегодня ночью. Дежурному сообщили о происшествии его охранники. По их словам к нему кто-то приходил поговорить, и больше Ромати живым не видели.
Спохватились только под утро. Он собрал друзей в клубе, чтобы отметить свою награду, а сам задержался в гримерке после выступления, и кто-то из гостей захотел его поздравить под занавес банкета. Сунулись, а виновника торжества-то и нет до сих пор. А где он? А вот!
— Ну и? Я-то тут причем? У меня своих дел вагон и маленькая тележка, — Воронцов сделал большой глоток и закатил глаза.
«Хороший день должен начинаться с хорошего кофе, — подумал он. — И день не задался и кофе говно».
— Мы опросили свидетелей и узнали имя подозреваемого, — констебль откашлялся и посмотрел на начальство.
— Так какого же ляда вы ждете?! — возмутился Виктор. — По машинам и хватайте мерзавца за задницу, пока не свалил в какой-нибудь Баден-Баден!
Молодой человек замялся.
— В том-то и заковырка, вашбродь[3]. Свидетели утверждают, что это были… Вы…
— Ты совсем охренел?! — Воронцов закашлялся и выронил стакан. Полицейские замерли и посмотрели на следователя. — Где эти ваши свидетели? А ну-ка, давай их сюда! Сейчас разберемся.
«Вот день начался! Одна в ЗАГС тащит, другие в тюрьму упечь норовят.
Уволюсь к чертовой матери!».
Обладатель «Слезы Императора» стряхнул капли кофе с ботинок, достал сигарету и закурил, наплевав на запрет. Попробуй кто хоть слово скажи! Ведь Воронцов получил ТАКУЮ награду из рук самого Сюзерена! Да и кто сможет оштрафовать полицейского? Представителей закона даже задерживать нельзя.
Констебль привел с собой двух охранников, которые успешно проворонили своего хозяина.
— Вашбродь, это они утверждают, что вы убийца.
Капитан осмотрел лица, явно обезображенные отсутствием интеллекта. Таких обвести вокруг пальца — раз плюнуть. Тем более, они своего подопечного наверняка в лицо запомнить не могли. Хотя, такого не запомнить…
— Итак, господа, вы уверены, что я убил этого… — Виктор кивнул в сторону трупа.
Громилы переглянулись и один из них ответил.
— Нет, тот пониже был и лысый, как колено. Он представился следователем имперского сыска Воронцовым. А это вы и есть? Прикинь, Утюг, — Он посмотрел на друга, — это не он нашего завалил.