Потому Орловы на своем месте находятся — в отличие от купцов братья к державной пользе стремятся, как и сотни других гвардейцев, что за Урал сосланы. Они и культуру в тех диких местах поднимут — зачем такими людьми разбрасываться, если они пользу великую приносят.
— И хрен со сном! Один раз в году можно помучиться! Потерпеть во благо России! — Петр искренне рассмеялся…
Хиос
— Два румба вправо, начинаем сваливаться! Дать ракеты!
Капитан-командор Самуил Карлович Грейг отдавал команды звучным поставленным голосом, как и все просмоленные на палубах офицеры. Еще бы, глотка была у него луженой, а иначе команду в бою или в шторме матросы просто не услышат.
За спиной вскоре послышалось знакомое шипение, и в небо взметнулись две красные «шутихи», знакомые всем по праздничным фейерверкам в столице или Петергофе.
Но там они служат для праздников и увеселений, а для него самого было делом удивительным, когда государь Петр Федорович в позапрошлом году предложил их использовать для подачи команд.
Вначале было непривычно — красные ракеты означали поворот вправо, зеленые — в левую сторону, а количество ракет соответствовало румбу. Вскоре, впрочем, все капитаны и адмиралы оценили царское нововведение, ведь иногда сигнальщики могли или не заметить сигнал флагмана, или неправильно истолковать его.
В сумерках вообще командовали как бог на душу положит, в лучшем случае ориентируясь по фонарям. Недаром корабли целый месяц в заливе между Котлином и столицей маневры устраивали под внимательным оком императора. Грейг тогда особенно остро ощутил, что дух великого царя, самозабвенно любившего флот, полностью перешел в его внука…
Турецкие корабли, вытянувшиеся в очень длинную, на несколько миль, линию, вырастали прямо на глазах, слева уже поджимал остров, и в другое время молодой капитан-командор ни за что бы на свете не полез в уготованную ему западню.
Еще бы — по всем принятым канонам боя авангарду русской эскадры нельзя сближаться с турками раньше, чем вытянутся такой же линией напротив, что русские и начали делать.
Вот тут-то головные корабли османов сами стали забирать в его сторону — авангард Грейга через четверть часа хода ввязывался в очень скверную ситуацию, оказавшись между двух огней.
Раньше бы это напугало командора, но не сейчас. На всю жизнь запомнился урок, данный императором Петром Федоровичем, чуть не пустившим дедовскую трость «гулять» по его спине. Думать требовал государь-батюшка головой своей и от набитых догм отказываться, тактику новую искать постоянно. Даже слова своего деда припомнил — «не держись устава яко слепой стены». Страшно до жути, куда там туркам, тот бешеный царский взгляд Самуил Карлович надолго запомнил…
Турецкие корабли окутал белый пороховой дым, гром сотни пушечных стволов раскатился по морской глади. Вот только знакомого свиста ядер или шипения книппелей над головой командор не услышал и, подняв глаза, увидел, что последние практически не повредили такелаж — несколько дырок на парусах и пара порванных вантов не в счет.
— Скверно османы стреляют! Только ядра напрасно извели! — за спиной раздался громкий голос капитана первого ранга Круза, командира флагманского «Санкт-Петербурга».
— Худо! — согласился с ним Грейг, но не обернулся, соблюдая дистанцию. И было отчего. Император учинил ревизию петровской «Табели о рангах», сократив ряд чинов, в том числе и пятого класса, в котором числились армейские бригадиры и флотские командоры, или капитаны бригадирского ранга, как их иной раз называли.
Теперь они стали обычными полковниками и капитанами первого ранга, но имели право называться по должности, которую занимали, командуя бригадой или отрядом кораблей. Все отличие, уже не в чине, а в должности, умещалось на эполетах или погонах в виде небольшой эмблемы — золотистой императорской короны.
С тех пор и ходит язвительная шутка, что Грейга со многими другими «короновали», но скипетра и державы в руки не дали…
— А вот теперь пора! — произнес командор, когда второй турецкий залп сотряс воздух. Именно воздух, хотя дистанция между кораблями сократилась, и османы могли бы стрелять получше. — Стреножьте их, капитан!
— Есть, господин капитан-командор! — громко отозвался Круз и проорал приказ: — Стреножить турок! Залп!
Странная, не флотская, а кавалерийская, команда никого не удивила — с высочайшей воли введена, так на учениях царь вымолвил, глядя на результаты стрельбы по плавучей мишени, коей служила старая «Астрахань».
Палуба дрогнула под ногами и подпрыгнула, когда приказ дошел до закрытых деков, а русские пушки оглушительно рявкнули. Борт моментально заволокло белым дымом, но вскоре линейный корабль из него вынырнул, идя на полном ходу.
Перед Грейгом предстало восхитительное для глаз и души зрелище — два ближних к его «северной столице» турецких корабля приобрели жалкий вид, разом потеряв ход, будто рысаки, которых на бегу «стреножили».
«Новоизобретенные» книппеля, которые предназначены для повреждения рангоута, снова показали свою чудовищную эффективность — с «османов» свешивались обрывки вант, паруса изорваны в клочья, с грохотом свалилась одна из мачт, а другие угрожающе покачивались.
— Государыня своим веером их освежила! — хмыкнул Грейг, оценив действие сложенных пластин, которые, вылетев из орудия, моментально раскрывались, превращаясь по форме в знакомый всем дамам, но для корабельного такелажа смертоносный «веер».
На «закуску» полагались книппеля различных сортов — половинки ядер, скрепленные цепью и железными шкворнями, или цилиндры с большой картечью, переплетенные тонкими тросами, и другие нужные приспособления, выдуманные пытливым русским разумом…
— Идите между турками, капитан! — Грейг рявкнул команду: — Рвем их строй надвое! И да поможет нам Бог!
Бендеры
Чудовищный взрыв встряхнул землю под ногами, она заходила ходуном, некоторые солдаты попадали, роняя фузеи. Огромный столб черного дыма и алого пламени взметнулся в небо, во все стороны полетели камни, бревна, пушки, люди.
— Братцы! Вперед, на штурм!
Надрывая командой горло, бригадир Власов выхватил шпагу из ножен и повел своих ингерманландцев вперед, к столбу пыли, что оседала на месте взорванной на протяжении сотни саженей крепостной стены. Мина была чудовищной, доселе неслыханной мощи — семь тысяч пудов пороха заложили саперы. Не пожалели…
— Станичники! В городе добра много!
— Там вино и бабы!!!
— Гренадеры! На штурм!
— Донцы! Пошли всласть гулять!
— Режь турок, братцы!!!
— Постоим за веру православную! Доколе им…
Солдатская и казачья разноголосица на секунды перекрыла рев пушек, и зелено-синяя масса дружно, густым потоком хлынула из подведенных чуть ли не к самым стенам окопов. И началось…
Гренадеры и казаки побросали фашины, кинули штурмовые лестницы и, матерясь почем свет, полезли в пролом, стреляя и бросая гранаты в турок, что отчаянно отбивались с гребня.
Янычары быстро пришли в себя от взрыва и успели занять груды камней, то, что раньше было крепостной стеной. Визг, яростные призывы к Аллаху, выстрелы в упор — турки скинули первую волну штурмующих и приняли набежавших казаков в копья. И столкнулись две силы — пестрая и синяя, и перченый казачий мат заглушил вопли магометан.
Рубились донцы яростно, не уступая противнику в лютости. Всклокоченные бороды, дикие глаза, окровавленные казачьи чекмени — все заплескалось в глазах Власова, который со своими ингерманландцами наконец добрался до разрушенной стены.
Бригадир поневоле восхищался бешеной атакой станичников, их неимоверной храбростью, но в то же время прекрасно понимал, что солдат дерется за славу, а казак за добычу. Столетия беспрерывных схваток и набегов породили и закалили этих русских башибузуков, между жизнью и смертью которых одной толстой нитью протянулась война.
— Твою мать! Что творит?! — Власов пристально смотрел, как бородатый казак саблей распластал трех янычар с ятаганами, вертясь между ними угрем, отмахнулся клинком от копий и зарубил турка, что отчаянно махал бунчуком, воодушевляя защитников.
И тут словно прорвало — казаки, пробираясь по камням с проворством взбесившихся волков, захлестнули турок, поглотили их своей массой, перехлестнули через гребень и неотвратимой волной, сшибающей все на своем пути, хлынули в город заниматься самым увлекательным делом своей жизни — резать османов и грабить все подчистую…
— Достоин сей казак офицерского чина! Первым вошел!
Власов стремительно обернулся. За его спиной стоял командующий — не удержался генерал, лично возглавил штурм.
— Твои ингерманландцы и гренадеры лихо ворвались, бригадир! Ежели к вечеру одолеем супостата, генеральский чин получишь. Что дрожишь в нетерпении, Павел Владимирович?! — Князь усмехнулся. — Беги уж, нечего тебе на месте ерзать, там твои солдаты дерутся!
