рёвом сирены, которая, кроме устрашения, давала лётчику определять на слух скорость пикирования. Сейчас в пике не шли, а значит и не распугивали пейзан рёвом сирены. Дальность полёта у лаптёжника восемьсот километров. Значит, ребята летят бомбить Познань. И чего войну тогда поляки объявляли, где их ПВО, где их самолёты??? Ну, дураков нужно учить. В реальной истории оборона Польши по границе была просто разогнана санными тряпками. Вот он заварил кашу, начав вторую мировую на год с лишним раньше.
— Это что Иван Яковлевич? Немцы? — проводил Хуан взглядом «певунов».
— Немцы. Летят бомбить Познать. Но их не много, наверное, аэродром хотят уничтожить.
— А мы? — это влез Ласло.
— А мы? А мы пойдём другим путём. Нужно нам ехать тогда не в Варшаву, а во Львов. Немцы туда не сразу пойдут. А если замирятся, то после этого в Варшаву скатаемся.
— И как мы поедем? — все вместе на четырёх языках.
— Я карту смотрел. Не доезжая до Познани, есть своротка на юг. Сначала Зелёна Гура, потом Вроцлав, оттуда на Краков, ну, а потом через Перемышль на Львов. По карте у меня примерно восемьсот километров получилось. За два дня должны добраться. Главное сейчас, дождаться, когда юнкерсы назад полетят и не пропустить своротку на эту Зелёную Гуру.
— Не пропустим, я ездил туда месяц назад, возил селитру. Продавал. Маленький городок, но брали удобрения хорошо. За день всю машину продал. — Ткнул пальцем в машину Ласло. Будто у него другая была.
— Ну, и замечательно. Отряд, слушай мою команду. Оправиться! Мальчики налево, девочки направо. И далеко не отходите, как полетят «певуны» назад, сразу по коням. Теперь время работает строго против нас.
Глава 3
Событие седьмое
"Лучше поздно, чем никогда"! — подумал старый еврей, положив голову на рельсы … глядя вслед уходящему поезду.
Знал, что так будет. Раз война, то машину кто-то из генералов или полковников польских захочет реквизировать в пользу великой польской армии. Вот надо было Вторую Мировую начинать? Ехали бы себе спокойно, и никто бы их не трогал. Случилось это, когда к Вроцлаву подъезжали. Там и остановиться на ночь решили. Подъезжали к железнодорожному переезду. Шлагбаум закрыт и стоит такой же «Форд», как у Ласло, а в нём шестеро солдатиков нахлобучили шинельки на головы, ветер с севера дунул, тучу принёс и мелкий противный дождик пошёл, а ведь утром ни облачка не было и солнце огромное. И пан Матеуш, глядя на сборы детей, сказал Брехту, что денёк хороший будет, вот и верь народным синоптикам.
Шлагбаум закрыт, а поезда нет. Вышел Иван Яковлевич глянуть, чего это за вынужденная остановка. И в это же время из кабины «Форда» вылез с пассажирской стороны поручик польский. Вышел и стал облизываться на тёмно-зелёный «Мерседес» глядючи. Ох, и не понравился полковнику взгляд этого молодца. Полковник прямо почувствовал, что этот толстячок сейчас ему неприятности организует.
Всё, попёрся навстречу.
— Dzień dobry, panie. Twoje dokumenty?! (Добрый день, пан. Ваши документы?!) — переводчика не надо, и так почти по-русски.
— Jestem Hiszpanem. — Ну, эту фразу выучил, болтая с Малгожатой.
— Twoje dokumenty? — нет, по-доброму не получится. На такой случай Брехт с пацанами договорился. Они должны выйти из машины и встать за ней, и быть готовыми стрелять, не доставать «Вальтеры», а быть на стрёме. Условным сигналом служило падение шляпы.
Брехт полез почесать затылок и уронил шляпу на дорогу, поднял, намеренно медленно отряхнул её, водрузил на голову и только после этого полез в карман коричневого счастливого пальто. Слышал, как позади хлопнула дверца «Мерседеса», в котором сидел Хуан и гораздо громче дверь «Форда» Лабесов.
— Proszę. (Пожалуйста). — Штук десять фраз самых нужных пейзанка ему поставила, даже говорила, что почти без акцента. Брехт протянул офицеру синий паспорт Испанской республики.
Поручик полистал для видимости документ, а потом выдал длинную фразу на польском. Из которой Брехт уловил два слова: «война» и «реквизируем». А нет, ещё «войско польское».
— Rozpoczęła się wojna Pan Hiszpan. I jestem zmuszony zarekwirować waszą maszynę na potrzeby Wojska Polskiego. (Началась война, пан испанец. И я вынужден реквизировать вашу машину для нужд польской армии.)
— Хрен тебе, дорогой! В носу у тебя ещё не кругло, такие машины реквизировать у полковников, — Брехт это проговорил по-русски с милой улыбкой, и развёл руками, типа, «моя твоя не понимать».
— Янек, — поручик махнул рукой солдатам в кузове.
Так-то лучше. Сейчас ещё надо уйти с линии огня.
Солдатики неспешно стали спускаться на грешную землю, что за дисциплина, у них, в Спасске, за такой «вылаз» из машины можно и двадцать пять километров кросса с полной выкладкой заработать. Когда последний вылез, Брехт снова уронил шляпу ещё и пнул её якобы ненароком, она полетела к обочине, и Иван Яковлевич поспешил за ней. На полпути, когда уже вышел с линии огня, он развернул, достал не спеша пистолет из-за пояса брюк и стал стрелять в сгрудившихся поляков. Загремели выстрелы и от их машин.
— Отставить! — гаркнул во всё горло и бросился к «Форду». Там ведь ещё один бравый вояка за рулём.
Бах. Водитель уже кобуру лапал, там у него револьвер дореволюционный обозначился. Тело свалилось на сиденье, заливая кровью коричневый диванчик. Брехт, стараясь в крови не извозиться, револьвер вынул из кобуры. Мало ли что в жизни пригодиться. Теперь железнодорожник. Он как раз с семафором, или как эта штука на палке называется, вылез из будочки своей. Махонькой. Как только умещается в неё.
Бах. Лежит и этот пан.
— По машинам. Ласло, тарань шлагбаум! — И побежал к «Мерседесу».
Хренушки. Не кино. Ласло завис.
— Хуан, садись за руль! — гаркнул парню Иван Яковлевич и бросился к «Форду».
Ласло круглыми глазами смотрел на гору трупов и икал. Блин, понаберут по объявлению. Брехт его сдвинул с водительского места на пассажирское и, переключив скорость, медленно тронулся. Разогнаться не удалось, потому машина не снесла деревянную полосатую палку, а просто тупо упёрлась в неё и сломала. Из-за поворота вырулил паровоз. Брехт газанул и, переехав рельсы, сбил вторую палку. И только потом разрешил себе оглянуться. «Мерс» проскочил буквально в паре метров от паровоза.
Иван Яковлевич вышел из машины. На этой стороне стояла телега, а в ней мужик в пиджаке. Просто крестьянин, но побежит же в дефензиву докладывать о происшествии, коему стал свидетелем. (Второй отдел Главного штаба Войска Польского, «Двуйка» — польская военная разведка в 1918–1939 годах. Отдел разведки при этом называли офензива,
