показал уровень знаний, восхитивший многих преподавателей. Вообще-то Коняев всегда уважал математику и очень ловко использовал в научных работах различные статистические методы, в этом я был ему учеником, да еще и не самым лучшим. Ну не мое математика, точнее, не совсем мое. Конечно, преподаватели знали, чей сын поступает в их корпус, но снисхождения на экзаменах не было. Может быть, отношение было чуть более доброжелательное, чем к иным претендентам, ну так… Тем более, что было решено увеличить набор — я посчитал, что 50 человек в наборе маловато и пока что увеличил набор до семидесяти. В ту же Николаевскую академию Генерального штаба набор был увеличен ровно вдвое. А даже такое скромное увеличение влекло и увеличение должностных окладов, это начальство корпуса понимало прекрасно!
За все это время до того, как отбыть в корпус Сандро (он же Коняев Михаил Николаевич) трудился как раб на галерах. В моем сейфе хранились две дюжины тетрадей, исписанных чуть корявым детским почерком, точнее, почерком подростка. Большинство из них были зашифрованы весьма простым, но надежным шифром. Не зная, какую сетку надо было применить для расшифровки, нечего было и надеяться его разгадать. Без компьютерной техники…
Но один из летних дней оказался весьма неожиданным и столь же плодотворным. В этот день я успел устать с самого утра. Блин, как меня достала эта каторга! И как это надо справляться с этим даже не ворохом, а лавиной бумаг, которые нужно не только пробежать глазами, но изучить, вникнуть и лишь затем начертать свою резолюцию. Эти мысли постоянно распирали мою бедную «царскую» голову и, каждый раз, когда Витте приносил очередной ворох бумаг на подпись, вспоминались слова Поэта: «Ох, тяжела ты, шапка Мономаха». Хорошо еще, что скоро должен подойти Сандро и по легенде отчитаться перед строгим родителем об усвоении пройденного курса наук. А реально, «сынок» должен помочь подготовить материалы к запланированному на завтра совещанию, посвященному делам подводным. Академик и в прошлой жизни был не прочь съехидничать в адрес своих аспирантов и докторантов, но после попадания в тушку юноши, его язвительность приобрела несколько большие масштабы. Вот и вчера, когда оговаривали повестку, этот наглый старикан в обличье подростка, невинно хлопая глазками, к месту процитировал А. С. Пушкина: «Не хочу быть вольною царицей, хочу быть владычицей морскою». Но после шлепка по затылку, нанесённого тяжелой отеческой дланью, чуток присмирел и потирая ушибленное место заверил в полном понимании ответственности вопроса и обещал подготовить парочку идей. Вообще — то мы с ним обсуждали эту проблему на протяжении всего мая и к началу лета сформировали список персоналий, без присутствия коих не стоило надеяться на позитивный результат. Слава Богу, что я в детстве зачитывался книгами о подводных лодках Перли и Шапиро, а уж «Мастера потаенных судов» Быховского содержал подробный перечень имён, дат и фактов. Но без Коняева я бы не справился. Его память, отточенная специальными тренировками немногим уступала компьютеру и в результате коллективных усилий на стол моего секретаря Витте лег перечень фамилий с указанием: найти и пригласить ко мне на понедельник, 14-го июня ровно в полдень. Последним штрихом стал подписанный Указ о производстве и урегулирование некоторых формальностей с Капитулом императорских орденов и с одним из банков столицы.
В назначенный день в зале, где я проводил совещания собралась весьма живописная компания. Моряков представляли адмиралы А. А. Попов и К. П. Пилкин, а также капитан-лейтенант С. О. Макаров. От кораблестроителей был П. А. Титов. К категории конструкторов подводных лодок относились С. К. Джевецкий, и И. Ф. Александровский, а к миру науки Д. И. Менделеев и доцент Санкт-Петербургского лесного института Д. А. Лачинов. Ну а тех, кого по заслугам можно именовать изобретателями, представляли Ф. А. Пироцкий и О. С. Костович. Часть этих людей были не только хорошо знакомы, но и явно недружны. Во всяком случае на лицах Пилкина и Александровского не было ни малейшего намёка на взаимную приязнь, а скорее неудовольствие и неприязнь созерцания друг друга. Но воля Императора священна и все присутствующие, разбившись на несколько групп, негромко переговаривались. Всю эту картину я наблюдал из соседней комнаты, через совершенно незаметное отверстие и как только часы пробили двенадцать раз, распахнул дверь и вошел в зал.
— Добрый день, господа, прошу вас, присаживайтесь.
К услугам гостей был большой круглый стол, накрытый бархатной зеленой скатертью. На столе стояли новомодные блокноты и письменные принадлежности, а также несколько графинов с водой и прохладительными напитками. Стулья были совершенно одинаковыми и лишь один из них немного выделялся и предназначался для председательствующего сего собрания. Я занял именно его и положил перед собой большую папку с бумагами и шкатулку.
— И так, господа, я собрал вас для того, чтобы обсудить ряд вопросов, кои крайне важных для нашей матушки России и для их решения нужны ваши ум, знания и опыт. А посему предлагаю общаться без чинов, как принято на флоте по имени отчеству. Но прежде чем начнём нашу совместную работу, я хочу исправить несправедливость по отношению к одному из присутствующих.
Я встал и жестом призвав остальных пока оставаться на своих местах, обратился к Александровскому, который менее всего этого ожидал.
— В воздаяние трудов, для пользы общественной подъемлемых, присутствующий здесь господин Александровский производится в чин действительного статского советника и награждается орденом Св. Владимира второй степени.
Услышав эти слова, Иван Фёдорович вначале оглянулся по сторонам, как будто рассчитывая увидеть своего однофамильца, но наконец поняв, что Император обращается именно к нему вскочил и застыл. Понимая его состояние, я сделал паузу, давая ему прийти в себя, извлекая из папки текст указа, а из шкатулки крест и звезду ордена. И лишь помощь Дмитрия Ивановича Менделеева, оказавшегося поблизости, позволила Александровскому взять себя в руки и двинуться ко мне. Я же, улыбаясь и желая его поддержать, обратился к присутствующим:
— Господа, давайте все вместе поздравим господина Александровского с заслуженным производством и награждением, — а когда вручал ему документы заметил: — Завтра, Иван Фёдорович, посетите свой банк. Все недоразумения, связанные с задержкой причитающихся за ваш труд выплат устранены и надеюсь, что вы с новыми силами продолжите трудиться во благо Отечества. А вот это, — я показал пальцем на запечатанный конверт, — лично от меня.
Когда шум поздравлений стих, а также были осушены бокалы шампанского, занесенного лакеем в зал, все вновь расселись по своим местам, и я продолжил.
— Господа, а теперь вернёмся к делам. Но вначале, я обязан предупредить присутствующих, о том, что всё, что вы
