драгдилеры или сутенёры.
Впрочем, я их уже воспринимал исключительно как боксёрские груши. Мне очень не понравилось, что у меня на районе, да что там на районе — у меня во дворе ходят эти выродки. У меня уже и так кулаки чесались, а тут лысый ещё и выдал:
— А если соточку не пожалеешь, можем школьницу найти.
Было понятно, что про школьницу он ляпнул для красного словца и «торговали» эти дегенераты максимум вышедшими в тираж проститутками, но перед глазами сразу же встал образ Катьки в школьной форме. И я почувствовал, как меня охватывает бешенство. Я еле сдержался, чтобы не убить лысого сразу же, с одного удара, а пока брал себя в руки, тот, что в кепке, заявил:
— Да у него бабок нет по ходу на девочку, зря только время теряем!
— А может, ему мальчик нужен, — сказал третий придурок и снова заржал.
Это было настолько нагло, что я, признаться, даже немного растерялся.
— Вы бессмертные, что ли? — спросил я, решив, что начну с того, кто ответит первым.
— А… — раскрыв сверкающую жёлтым пасть придурок.
И тут же поймал прямой в челюсть. Он опрокинулся на спину и уже не помышлял ни о чём. Потерялся он ещё в полёте, а удар затылком окончательно его дезориентировал.
Схватив второго за руку, сунутую в задний карман джинсов, я сломал ему предплечье как тростинку. Укрепление тела работало на максимум, и приходилось смирять себя, чтобы не убить уродов. Хотя и хотелось рвать их на куски.
Третий всё ещё глупо моргал, когда второй его кореш рухнул на землю, визжа от боли в сломанной руке.
— Ты чё вообще⁈ — завопил последний оставшийся на ногах делец.
Ещё один удар в зубы, и он тоже оказался на земле. А я стоял над ними, сжимая и разжимая кулаки, чувствуя, что злость никуда не делась. Впрочем, нужно было брать себя в руки.
Обыскав стонущих, я отобрал у них пакеты с наркотой и, порвав их, высыпал содержимое на землю, втоптал в грязь для верности. Сколько хороших людей сгубила эта дрянь в мои прошлые девяностые, я помнил прекрасно. И никакой жалости к дилерам не испытывал. Пусть тот, кто дал им наркотики, теперь сам с ними разбирается за потерю товара. А может и ко мне прийти — и ему объясню, что в моём дворе не место для этой гадости.
— А теперь валите отсюда нахрен! — прорычал я, с трудом сдерживаясь. — Ещё раз на районе увижу, я вам ноги так переломаю, что ни один целитель не соберёт. Ясно⁈
— Ясно, — плача от боли ответил тип со сломанной рукой. — Уходим мы, уходим. Не трогай нас.
И они действительно поспешили убраться, кидая на меня полные страха взгляды. Видимо, мозгов хватило понять, что разошлись со смертью буквально в миллиметре.
А я стоял на месте, стараясь успокоиться.
Чёрт возьми, реальные девяностые, куда ни плюнь. Неприятно, но деваться некуда — придётся второй раз через это пройти. Но теперь у меня есть опыт и понимание, к чему это в итоге может привести.
Я взглянул на собственные кулаки и усмехнулся.
А ведь помимо понимания у меня есть силы и решимость этому противостоять. Как минимум у себя на районе я такой херни не допущу. Раз власть не может или не хочет поддерживать порядок, придётся брать всё в свои руки. Не будет в моём районе всего этого дерьма, я этот беспредел пресеку.
А там, кто знает, может, и во всём городе.
Чтобы хоть немного успокоиться, я ещё погулял по району. Пока, наконец, не пришёл в себя настолько, чтобы уже не бояться сорвать злость на первом попавшемся человеке. После чего отправился домой.
Подойдя к подъезду, увидел, что на лавочке возле него сидит одна из наших соседок. Сколько себя помню, она всегда была такой же седой бабушкой. И все в доме всегда называли её Петровна, будто имени у неё и вовсе не было. Но старушку это явно устраивало.
Милая старушенция. Любила посплетничать, но беззлобно: плохо ни о ком никогда не говорила, разве что могла немного поохать, что молодёжь уже не та. Но на злобных бабок, какие есть практически в каждом дворе, в каждом городе и как минимум в двух известных мне мирах, Петровна не походила.
А ещё она всегда была позитивна и часто выгуливала на поводке своего кота Спиридона. Тот был толст, ленив и очень не любил гулять на поводке.
Было странно видеть её на лавочке в такое время.
— Доброй ночи, Петровна. А вы чего не спите? — спросил я, подходя ближе к соседке. — Полпервого ночи уже.
— Да я бы с радостью, Игорёк, — вздохнула та.
— Бессонница? — предположил я.
— Да если бы, — отмахнулась старушка. — От бессонницы таблетки помогают, а от спортсмена окаянного нет таблеток.
— От спортсмена? — удивившись, переспросил я. — От какого спортсмена?
— От соседа моего нового, сверху. Лидия Кондратьевна месяц назад квартиру продала, в Пермь к дочери переехала. Какая прекрасная женщина была, и соседка — лучше не сыскать, хоть за солью к ней, хоть за советом. А спортсмен этот — хуже геморроя!
— А можно поконкретнее, что с ним не так? — уточнил я, присаживаясь рядом.
— Притон он устроил у себя, Игорёк! Настоящий притон! — запричитала старушка. — Круглосуточно музыка орёт, девки полуголые туда-сюда шастают и мужики вот с такими рожами!
Петровна на себе показала, насколько большие рожи у друзей её соседа.
— Страшно с ними в подъезде встречаться! — призналась старушка.
— Погодите, а как он это всё совмещает с тем, что он спортсмен? Каким спортом он занимается? — не понял я её логики.
— Да откуда ж я знаю? Но ходит всё время в спортивном костюме.
Ага, знаем мы таких спортсменов. У них один вид спорта — литрбол.
— А он вообще знает, что вам мешает? — спросил я. — Может, он думает, что в нашем доме стены толстые, и вам ничего не слышно.
— Конечно, знает. Я к нему несколько раз ходила, просила по-человечески. А он только смеётся. А вчера вообще сказал, что если я ещё раз приду, то он Спиридона удавит. Гад такой!
Петровна погрозила кулаком в сторону светящегося окна на пятом этаже.
— Ясно,
