– Ну что же, – сказал я окружающим, – сегодня лекция отменяется, готовьте операционную, и отправь гонца домой, – обратился я уже к Кошкарову. – Пусть Кузьму привезут, с его изделием последним, для исправления костей предназначенным.
Пока суд да дело, в операционной началась суета. За время моей болезни ею практически не пользовались и принимали всех страждущих в монастырских помещениях, и поэтому сейчас несколько школяров трудились, вымывая со всех углов двухмесячную пыль. В воздухе запахло формальдегидом и эфиром. Помощник келаря принес охапку восковых свечей. И когда наконец появился мастер, бережно прижимающий к груди пук железяк, завернутых в мешковину, для операции было почти все готово. Все железки были немедленно отмыты и положены в спирт. А на операционный стол под ярко горящий светильник был доставлен Алтуфьев. Несмотря на свою решимость, парень был явно напуган, он крутил головой и разглядывал окружающее. До этого момента в операционной школяры еще не бывали.
Я начал мыться, стараясь не мандражировать, но это получалось плоховато. Все-таки это была хоть и не очень сложная технически манипуляция, но в прошлой жизни я занимался этим совсем немного, до того как полностью ушел в пластику. И теперь надо было вспомнить давно забытые навыки. Мои два ассистента намывались в соседних тазах, и двое сегодня были за медсестер. И вот на лицо Никиты наложена маска, на которую начали капать эфир. В правую руку была поставлена капельница, а на левой стоял аппарат для измерения давления. После множества тренировок для моих учеников это было уже привычным рутинным делом.
Вскоре пациент спал.
Я встал у стола, обработал операционное поле и начал более подробно изучать область перелома. Пока Никита бодрствовал – этого сделать было невозможно из-за болей. Поэтому Георгий и подумал, что имеет место оскольчатый перелом, при котором даже с наложением гипса бывает множество проблем, могущих закончиться ампутацией. Но сейчас я с достаточной долей уверенности убедился, что имеется простой косой перелом большеберцовой кости в средней трети, и пока никаких особых проблем не возникает. В мою протянутую руку был положен скальпель. Я вздохнул, прочитал короткую молитву и приступил к работе.
Создаю небольшой доступ к малоберцовой кости и перепиливаю ее небольшой пилкой. Затем ушиваю ранку, и сразу мне подают дрель со вставленной в нее золотой спицей с пикообразным наконечником. Несколько минут – и метафиз большеберцовой кости пройден, и спица вышла с другой стороны. Вторая спица прошла под девяносто градусов рядом с первой, и вскоре все четыре спицы торчали из ноги. Кузьму, одетого в белый халат, подвели и поставили рядом со мной – на всякий случай, для подсказки. Он был бледен, на лбу крупными каплями выступал пот. Но тем не менее он держался и был готов помочь советом.
Я взял две бронзовые полудуги и соединил их вокруг ноги в кольцо, одновременно вставляя спицы в их крепления. Мне подали гаечный ключ, и процедура натяжения спиц началась. Следом было собрано второе кольцо в области голеностопного сустава, и в нем также натянуты спицы. Затем оба кольца были соединены бронзовыми шпильками и с помощью гаек раздвинуты до необходимого размера. Хотя на глаз все казалось достаточно ровным, на всякий случай измерил рабочую длину шпилек линейкой. Все, операция завершена, и теперь на два-три месяца, пока удлиняется кость, функцию ноги возьмет на себя великое изобретение советского врача. Конечно, есть масса осложнений, поджидающих нас, но все же я знаю о них и постараюсь не допустить их появления.
Наркозная маска была уже давно снята, и школяр медленно просыпался.
Наконец он открыл глаза и, увидев меня, спросил:
– Сергий Аникитович, так что, операцию уже сделали?
– Сделали, сделали, – ответил я, – сейчас унесем тебя в келью твою. Твои соседи за тобой и присмотрят, им учеба заодно будет.
Никита болезненно сморщился.
– Нога сильно болит, – пожаловался он.
– А ты что думал, – сказал я, – сделали операцию – и все пройдет? Нет, болеть нога еще долго будет, пока аппарат не закончим раздвигать. Завтра сам не вставай, пока я не приду, – тогда посмотрим, может, надо будет спицы подтянуть, вот после этого и будет ясно, что у нас получилось.
Никиту переложили на носилки и вынесли из операционной. Его голую ногу, разукрашенную потеками йода, с аппаратом Илизарова, не додумались прикрыть покрывалом, и когда толпившиеся около дверей школяры и монахи увидели эту картину, в толпе послышались шепотки.
– Щепотнев золотыми веригами школяра лечит. В железа ногу заковал и в молитве на исцеление от Господа надеется.
«Ну вот и все, – обреченно подумал я, – завтра вся Москва будет говорить, что царский лекарь для исцеления вериги накладывает».
Раздвинув собравшихся, к нам подошел архимандрит. Он размашисто благословил присутствующих и остановился у носилок. Его глаза изумленно расширились, когда он увидел ногу больного.
– Действительно вериги наложены, – задумчиво пробормотал он. – Сергий Аникитович, поговорить мне с тобой надобно, – и мотнул головой в сторону своей кельи.
Я дал несколько указаний своим помощникам и пошел вслед за архимандритом.
Когда мы зашли в келью, отец Кирилл захлопнул дверь и громко вопросил:
– Сергий Аникитович, скажи мне, как на духу, сам до такой идеи додумался или кто подсказал? Ведь подвижники святые на себе железо неподъемное носят, чтобы духом святым проникнуться, плоть свою ущемляют, страданиями тела ближе к Господу хотят быть. А вот у тебя нет ли в этом деле святотатства какого? Железо на отрока всуе навесил!
Я, серьезно глядя на монаха, сказал:
– Отче, сам я это железо придумал, долго размышлял, как таким больным помочь, Господу молился, чтобы вразумление дал. Вот и додумался с божьей помощью. А железо на отрока не просто так навешено. С помощью этого приспособления я его ногу удлиню.
Архимандрит сердито посмотрел на меня.
– Не одолела ли тебя гордыня, боярин? Выше Господа нашего тщишься стать? Чему и как расти, только он определить может.
– А вот здесь ты не прав, отец Кирилл, Господь в его милосердии дал разум человеку, чтобы мог он постигать мир сотворенный и законы его. И ежели я с молитвой, к Богу обращенной, понял, как помочь людям, значит, таково его повеление.
При этих словах я перекрестился, глядя на образа в углу кельи архимандрита.
Взгляд монаха, увидевшего это, потеплел.
– Ладно, Сергий Аникитович, раз сам государь и митрополит тебя поддерживают, где уж мне с ними ровняться. Но вот за монастырь я волнуюсь – как бы слухи плохие не пошли. И так уже говорят, что у нас школяры воров да татей казненных по ночам режут.
