ему Кобзон.
Борис в ответ развел руками. Артисты потекли со сцены, и певцы отправились за ними. За кулисами Бориса отозвала Григорьянц.
– Это было мощно, – сказала, стирая влагу с щек. – Только теперь нас или похвалят, или сильно отругают.
– Отругают-то за что? – спросил Борис.
– Ты заставил зал подняться, – вздохнула Григорьянц. – И Политбюро в полном составе. А вот это им, скорей всего, не очень-то понравилось.
– Я ж не специально, – Борис пожал плечами.
– Для таких людей не оправдание, – отмахнулась Григорьянц. – Слышал бы ты себя во время исполнения! С репетициями не сравнить. Что с тобой случилось, Боря? Как ты пел! Мы тут просто обомлели. До глубин души пробрало.
– Накатило вдруг, – сказал Борис, смутившись.
Григорьянц, похоже, собиралась продолжать, только тут внезапно к ним приблизился мужчина – молодой, плечистый и подтянутый. Выправка видна невооруженным взглядом, но одет в костюм, белая рубашка, галстук.
– Следуйте за мной, – сказал Борису незнакомец.
– Куда? – он удивился.
– Там узнаете, – сказал мужчина. – Прошу.
Тон, которым это он сказал, не подразумевал возможности отказаться.
[1] «Лейтенантской прозой» в СССР называли произведения (большей частью – повести) писателей фронтовиков: Некрасова, Быкова, Бакланова, Курочкина, Богомолова, Бондарева и других. На войне они были младшими офицерами.
[2] «Джи ай», от аббревиатуры GI (Government Issued, «выпущено правительством»), жаргонное прозвище американских солдат.
[3] Кто такие Кукрыниксы предлагаю читателям погуглить самостоятельно. К слову, в Википедии о них, конечно, написали гадость. Добрались даже до художников. Кто-то еще верит, что отношении России не ведется информационная война?
[4] Кстати, да. Литературное дарование встречается гораздо реже, чем талант художника и музыканта. Почему так происходит, неизвестно.
[5] Главный редактор Главной редакции музыкальных программ Центрального телевидения СССР в те годы.
[6] Ю.В. Силантьев, в то время – художественный руководитель и главный дирижер Эстрадно-симфонического оркестра Центрального телевидения и Всесоюзного радио.
15.
Молчаливый спутник в штатском коридорами проводил Бориса к небольшому залу. Там по сторонам красивой и широкой двери стояли два таких же молодца. Охранник обменялся с ними взглядами и, оставив им Бориса для присмотра, тенью проскользнул за дверь. Пока он выяснял там обстановку, в зал вкатили несколько тележек с супницами и судками. Их толкали женщины в белых передниках и в таких же кокошниках на головах. Подкатив свой груз к дверям, они остановились. Двое в штатском, ловко поднимая крышки супниц и судков, быстро осмотрели содержимое и дали знак везти еду за дверь.
В этот миг Борис сообразил, к кому его позвали и что происходит там, за дверью. Охренеть – не встать! Чтоб какого-то певца притащили к руководству СССР… Для чего? Явно не расстреливать – прямо здесь, в банкетном зале, на глазах кремлевских небожителей… Сочинить такое даже либерасты, те, которые в его прошлой жизни люто ненавидели «совок», не додумались. И еще он ощутил, как забурчало в животе. Он не ел с полудня, перед выступлением ему и не хотелось, но сейчас почувствовал зверский голод. А всему причиной бдительность охраны. Их контроль судков и супниц наполнил помещение умопомрачительными запахами.
Из-за двери выскользнул охранник.
– Примут! – сообщил Борису и строго добавил: – Вести себя прилично. Самому разговор не начинать, ждать, пока спросят. Пригласят к столу – садитесь, нет – на месте оставайтесь. За столом держать себя достойно. Пить умеренно, едой не увлекаться. Есть мало, по кусочку. А не то вдруг спросят вас о чем-то, а рот едой забит… Вам понятно?
– Да, – сказал Борис.
– Заходите!
За порогом Борис встал и осмотрелся. Перед ним развернулся просторный зал, а в шагах пяти находился накрытый белоснежной скатертью стол в форме буквы «П». За столом знакомые лица персон, чьи портреты граждане несут на демонстрациях. В центре перекладины буквы «П» восседает Леонид Ильич, с обеих сторон от него – Подгорный с Сусловым и остальные. Кто-то ест, Суслов что-то говорит генсеку. Брежнев слушает, кивая головой.
Появление Бориса заметили не сразу. Первым разглядел его генсек.
– А-а, вот и певец, – объявил он вслух. – Подойди, герой.
По его голосу понятно было, что генсек с товарищами праздник уже начал отмечать, накатив на грудь не менее стакана. Борис приблизился.
– Вот кто заставил всех нас встать, – Брежнев погрозил Борису пальцем и внезапно рассмеялся. – Молодец, Коровка! Душевно пел, растрогал до слез. Так и нужно исполнять. Только, думаю, Магомаев спел бы эту песню лучше.
– Он и будет ее дальше петь, – сказал Борис. – Просто в этот раз организаторы поставили меня. Посчитали, наверное, что Герой Советского Союза на таком концерте будет к месту. Ни по голосу, ни по музыкальному таланту с Магомаевым сравнить меня нельзя.
– Скромный! – Брежнев хмыкнул. – Но старался, и не только на концерте. Книгу написал хорошую, рисунки там душевные. Молодец! Спасибо.
– Вам спасибо, Леонид Ильич, – поспешил Борис. – За квартиру и поддержку.
– Заслужил, – генсек махнул рукой. – Все бы так старались отработать. А не то им дашь, чего попросят, а потом отдачи не дождешься. Лишь болтать горазды… Ты присядь, герой, выпей с ветеранами.
Не успел Борис моргнуть, как за спиной появился стул. Перед ним на скатерти возникли тарелки и столовые приборы. Рядом встала рюмка, ее наполнили прозрачной жидкостью.
– Тост скажи! – велел Брежнев.
Борис вскочил.
– За Победу! За героев – павших и живых. За вас, товарищи!
По-гусарски опрокинул рюмку в рот. Водка жидким пламенем скользнула в пищевод и наполнила желудок теплотой.
– Хорошо сказал, – кивнул генсек. – Только многовато под одну-то рюмку. – Думаешь, что больше не нальем?
Он захохотал, другие поддержали.
– Ты присядь, – махнул рукой генсек. – Покушай, выпей, сколько хочешь, а на нас внимания не обращай.
Борис последовал совету. Официантка наполнила тарелку вкуснятиной – жареными котлетами, нежным пюре, добавила салатиков и хлеба. Поначалу он старался следовать указаниям охранника, ел помалу, ожидая, что его вдруг о чем-то спросят. Только окружающие о нем забыли. Ели, пили, что-то обсуждали меж собою… Борис не слушал. Тот факт, что он здесь сидит, тешило его гордыню. Ведь других-то не позвали. Значит правильным путем идет, может быть, со временем удастся как-то повлиять на ход истории.
За столом произносили тосты. В этот миг Борису тоже наполняли рюмку, он ее послушно
