паркет комнаты, я заметил, с какой изрядной амплитудой колыхнулись от облегченного выдоха два практически одноразмерных бюстгалтера. Мать и дочь Копыловы вроде бы почти успокоились и с энергичным воодушевлением взялись за столовые приборы. А мы, с третьим, но по ранжиру самым главным членом их семьи, пошли в соседнюю комнату. Которую этот главчлен назвал кабинетом.
Товарищ Копылов достал из книжного шкафа, добросовестно заставленного первоисточниками марксизма-ленинизма, початую бутылку «Посольской». И щедро наполнил из неё кофейную чашку, и ёмкую пузатую рюмку. Явно, служившую в этих стенах коньячным бокалом. Выдвинув ящик письменного стола, он зачерпнул оттуда горсть шоколадных конфет.
— Ну, будь! — кабинетный хозяин звякнул своей рюмкой о мою чашку.
— За здоровье Натальи Сергеевны! — с максимальной почтительностью склонил я голову перед отцом тостуемой.
Выпили и закусили мы практически единовременно. Пережевывая конфету, Копылов выжидающе смотрел на меня. В свою очередь, небрежно скомкав фантик и аккуратно пристроив его в бликующую хрустальной чистотой пепельницу, я вольготно расположился в кресле. Удивившись попутно, что некурящий товарищ держит на своём столе эту самую пепельницу.
— Ты, это, Корнеев.. Ты, понятное дело, ты наглец и мерзавец! Но меру-то знай и особо не хамничай! — вновь наполнив сосуды водкой, по-отечески посоветовал мне гостеприимный горкомовский товарищ. — Ты чего мне рассказать-то хотел? Выкладывай, давай, пока я тебя с лестницы не спустил!
— Да всё, то же, Сергей Степанович! Всё, то же! — послушно протянул я ему навстречу свою кофейную ёмкость, — Хочу научить вас, как на вашего обкомовского недруга Матыцына строгий ошейник надеть! Вместе с намордником! — хмель приятно будоражил мои не столько оперативные, сколько юношеские амбиции.
— Если, конечно вам это интересно! — я с любопытством разглядывал корешки богатой библиотеки, стремясь узреть среди них по-человечески интересные книги. В рядах этой золоченой, но бестолковой макулатуры. Однако, тщетно!
— Скажу вам больше! У меня есть все необходимые для того официальные документы! От которых невозможно будет отмахнуться практически любой проверяющей инстанции. Повторяю, любого уровня и при самой высокой степени её ангажированности! Я готов даже ознакомить вас с этими документами, Сергей Степанович! Но при условии, что вы сначала организуете положительную визу горкома на ходатайство Октябрьского РОВД. На то самое ходатайство, которое будет по поводу выделения жилья для старшего лейтенанта Гриненко.
Ответа я дождаться не успел. Дверь в кабинет без стука распахнулась и в неё стремительно вошла праздничная прокурорша.
— Пап, это какое-то свинство! — Сигизмундовна была возмущена почти настолько же, как совсем недавно кипел её отец, — Мало того, что ты сам ушел из-за стола, так еще и друга моего увёл! Тебе перед гостями не стыдно?! Если ты забыл, папуля, то я тебе напоминаю, что сегодня у меня день рождения! — губы расстроенной обличительницы мелко дрожали, а её глаза подозрительно блестели.
— Всё, всё! — виновато засуетился верный ленинец городского масштаба, который еще минуту назад был твёрже корунда, — Признаю, солнышко, виноват! Забирай своего гостя! И я тоже сейчас за стол вернусь!
Восприняв слова отца буквально, именинница зацапала мою руку и потащила меня в залу. Похоже, что моё мнение и право на собственную плоть никого в этом доме не волновали.
Чтобы устранить какие-либо разночтения, Сигизмундовна при деятельной поддержке Ираиды, которая еще и Викторовна, произвела рокировку тарелок, и приборов. Теперь не товарищ Копылов восседал слева от меня. Товарищ Копылов был отправлен на место празднуемой дочери, а та сидела рядом со мной и крепко держала мою левую руку.
— Вся в меня! — дребезжащим смешком горделиво похвастался соседствующий справа дед, — Никуда ты, милок, не денешься! И даже не дёргайся! Если Наташка решила, значит, так тому и быть! Всё, Серёга, теперь, точно, наш будешь! — продолжал беспощадно веселиться пьяненький дед, — Ну, чего вылупился, как телок, давай, наливай!
Добротные толстые стены партийно-советского жилого фонда позволяли многое. Поэтому веселье продолжалось еще долго. Оно вспыхнуло с новой силой после того, как деда с бабкой отправили на такси домой. Молодёжь, с разрешения Ираиды Викторовны, сдвинув стол к стене и выключив верхний свет, взялась тиранить магнитофон и проигрыватель. Сигизмундовна под эту сурдинку тоже несколько раз пыталась вытащить меня на паркет. Без всякого сомнения, для реализации легальных и чувственных объятий во время танцев в провокационном полумраке.
Однако я хорошо понимал, что и без того сегодня уже достаточно поизмывался над нервной системой товарища Копылова. А потому на изощрённые провокации его дочери не поддался и лишний раз драконить её родителя не рискнул.
— Хрен с тобой! — плюхнулся рядом на диван ревнивый супруг и не менее любящий отец, — Вези в понедельник мне бумажку на своего друга, так и быть, организую я тебе нужную визу! — скрипя черствым и безжалостным сердцем партийного бюрократа, сдался он. — Но сразу предупреждаю! Обманешь с Матыцыным, я тебя удавлю! И знай, никто и ничто тебе уже не поможет!
По тону, которым были произнесены эти слова, я понял, что именно так и будет. Удавит!
— Вы, Сергей Степанович, уже не единожды сегодня подвергли меня жесткому и незаслуженному остракизму! — стараясь удерживать покер-фейс, ответствовал я, — С какой-то частью нелицеприятных оценок в свой адрес я даже готов смириться. Но в любом случае, согласитесь, ни идиотом, ни самоубийцей я и близко не являюсь! А, стало быть, свою часть договора я намереваюсь неукоснительно выполнить! Только надо будет подождать, когда товарищ Матыцын додавит прокуратуру и отмажет своего протеже. Вы ведь сами понимаете, что основания для перевода Белоцерковского в статус свидетеля будут высосаны из пальца. Он первый руководитель и главная подпись на платёжках и любых других финансовых документах, это его подпись. Так что пусть они вдоволь поглумятся над соцзаконностью и советским правосудием, тогда вы Матыцына и подсечете! Не сорвётся, как шелковый будет, уверяю вас!
— Наивный ты, Корнеев! — поморщился Копылов, не принимая моего комсомольского задора и приведённых мною аргументов, — Хер ложил Матыцын на соцзаконность и на прокурора! И прокурор, и Матыцын оба они знают, что без согласования с обкомом не утвердит Генпрокуратура на следующий срок этого самого областного прокурора! Поэтому, как скажет второй секретарь обкома, так и будет! А уж своему Первому он как-нибудь, да объяснит и обоснует такое своё решение. Не сомневайся, очень аргументировано обоснует!
Наблюдая, как Наталья Сигизмундовна пытается меня воспламенить, танцуя с кем-то из гостей мужеского пола, я думал совсем о другом. О том я размышлял, что лишь
