не ошибаюсь. Писатель явно вспылил тогда. Вот только вопрос — ПОЧЕМУ? Он матерый волк, взращенный невзгодами службы. Всегда собран и спокоен. Он же знал, что ожидать от своего оппонента, если у них такая давняя вражда. И своим эксцентричным поступком чуть сам не загубил себе встречу с читателями. Что же такого ему сделал этот самый Ковригин? Или лучше спросить — что сделал Светлицкий этому ценителю настоящей литературы.
Всеволод Харитонович явно темнит. И я решил аккуратно выводить его на чистую воду. Тут же задал следующий провокационный вопрос…
— Скажите, Всеволод Харитонович, — я смотрел на него почти в упор, нас разделяла только не слишком широкая полоска стола. — Вы ведь не просто так пошли на встречу с вашим несостоявшимся убийцей Ибрагимовым? Несомненно, он хотел вас убить, а не напугать. Потому что напал со спины, когда вы не ожидали.
Я сделал паузу, дав оппоненту почувствовать себя зажатым в угол.
— Что вы имеете в виду? — нахмурился Светлицкий.
Теперь он не был так спокоен, замер в ожидании моего аргумента — будто мы играли сложную партию.
— Вы предполагали, что там есть компромат на некоторых криминальных личностей города. Только зачем он вам, если вы давно не у дел?
— Ну я же говорил, Андрей Григорьевич, писательский интерес и все такое…
— А я уверен, что дело совсем в другом.
— И в чем же? — писатель испытующе на меня уставился.
— Вы хотели использовать этот компромат, и отнюдь не в книге…
— Вот как? Любопытно… — Светлицкий натянул улыбку. — Ну и фантазия у вас, товарищ майор. Вам бы тоже книжки писать. Детективы. А лучше — шпионские, как у Юлиана Семенова.
— Вот когда пойду на пенсию, много книг напишу, — заверил я. — А пока у меня другие задачи. Найти убийцу Парамонова. Только попутно с расследованием убийства — еще любопытная ситуация вырисовывается в этом городишке. Все крутится вокруг этой пресловутой швейной фабрики и ее левой продукции. И ниточки даже к Москве тянутся. Вы об этом прекрасно осведомлены, незадолго до своей отставки вы занимались проверкой этого предприятия, это факт верный.
— Ну и что? — пожал плечами Всеволод Харитонович. — Я сам вам об этом рассказывал.
— А то, что у вас, как ни у кого другого, имеется мотив убить Парамонова. Закрыть, так сказать, свое неоконченное дело. Из-за которого вас и попросили на пенсию.
— Я сам ушел, — продолжал хмуриться Светлицкий.
— Конечно, — закивал я. — Все сами уходят, это всегда так. Не верю я, что компромат вам нужен для писательской деятельности. Тут похоже на продолжение некой войны… Для чего вам была нужна эта информация? Вы же понимаете, что настоящий заказчик вашего убийства — это не Ибрагимов. Он лишь пешка. Я не смогу вычислить и найти, кто за ним стоит, если вы не расскажете, как на самом деле обстоят дела. Расскажите не для проткола… А в объяснении, если вам так важно, так и быть, напишем, что вы повелись на глупый розыгрыш. Или придумаете что-то другое…
— Зачем вам искать заказчика? — с недоверием уставился на меня Светлицкий. — Это происшествие местного масштаба. Вы в Литейске не за этим.
— Не скажите. Я думаю, что все взаимосвязано. Чтобы распутать клубок, нужно потянуть за ниточку, знать бы еще, за какую… Так что мне важна любая информация. Любая деталь. Не мне вам рассказывать, Всеволод Харитонович. Вы это и так прекрасно понимаете… Ведь понимаете?
Мне уже начало надоедать играть с ним в кошки-мышки. На удивление, писатель задумался, пожевал губу, вздохнул и проговорил:
— Ладно, Андрей Григорьевич, поделюсь с вами. Думаю, вам можно доверять, и потом, вы не из местных. Это уже говорит в вашу пользу. Вы правы… Писательский интерес тут ни при чем. В городе орудует настоящая мафия. Левое производство. Теневая торговля процветает. И швейная фабрика — лишь верхушка айсберга.
Я хлопнул ладонью по столу, показывая эмоции и подогревая его желание рассказывать:
— Я так и предполагал! А как же БХСС? КГБ, в конце концов…
— Как вы и сказали, ниточки тянутся в Москву. У местных связаны руки, а может, и рыльце тоже в пушку. Я не успел это достоверно проверить… И теперь хочу довести дело до конца. Найти того, кто за всем этим стоит.
— Зачем?
— Хотите — верьте, хотите нет, но я привык доводить начатое до конца. И потом, вы правильно заметили — ведь из-за этого меня и турнули на пенсию. Просто этого никто вслух не скажет, а всё-таки… Хотя с другой стороны, если бы не отставка, то я не стал бы писателем. Но все равно, для меня это важно. Я не прощаю обиды, такой уж я человек.
— И как вы намеревались найти этого… главного? А если он вообще живет не здесь, а в Москве, например?
— Нет… — уверенно замотал головой бывший милиционер. — Здесь этот гад. Я почти его нашел, но мне дали возможность уволиться на заслуженный отдых. Его называют Туз.
— Не слышал про такого… — и тут уже я нахмурился.
— Вам никто об этом и не скажет. Ни Лосев, ни Монашкин. Это тайна нашего городка. Об этом все знают и все молчат.
— Значит, молчание очень многим выгодно.
— Безусловно… Вы думаете, почему я до сих пор не в Москве? Мне от союза писателей квартиру обещали в столице выделить. Издательство просит переехать поближе к ним, уговаривают — так удобнее для журналов, издательств, типографий, в конце концов, каких-нибудь мероприятий. А я вот в захолустье так и застрял.
— Вы, выходит, открыли на Туза охоту? И пока не найдете его, будете жить в Литейске?
— Охоту? — хмыкнул Светлицкий. — Это громко сказано. Так… Пытаюсь установить его личность. Никто не знает его, и никто не видел его в лицо. Директора предприятий и работники горторга получают от него указания через записки.
— Записки? — удивился я (слишком много записок в моей жизни в последнее время). — А почему, например, не по телефону?
— По телефону можно пробить адрес — пусть не обычному человеку, а органам, но всё же. Да и голос опознать. А тут никаких следов, только что — печатный текст.
— Ну кто-то же эти записки доставляет? Курьер.
— Его тоже
