МиГ-29, хоть Су-27.
Придя в лётную комнату, я застал Рашида Маратовича за странным делом. Он задумчиво смотрел на бильярдный стол и перекатывал белый шар из одной руки в другую.
— О! Родин, жду тебя уже давно, — сказал он и показал мне сесть на диван.
В этот момент в комнате появились все остальные. Сначала у ребят был порыв спросить, что произошло в полёте, но Мухаметов сказал всем помолчать и не мешать ему задавать вопросы.
После моего рассказа, Маратович походил по комнате, придумывая очередной вопрос.
— Почему Морозов решил именно с тобой полететь на воздушный бой? Ещё и по-взрослому всё делал.
Какие-то странные подозрения у Мухаметова.
— Так уж сложилось. Запланировали этот полёт именно мне и ему.
— Да, вот только изначально его в плановой не было. На подготовке добавили и внесли изменения, — сказал Маратович, толкнув шар в бильярдную лузу.
Что пытается от меня услышать Мухаметов, мне пока непонятно. Может был какой-то негласный запрет на сложные полёты на Су-27. Тогда зачем нужен серийный самолёт, который нельзя полностью использовать? Тем более, в подготовке испытателей.
— Ладно. Главное все живы, а самолётов ещё наделаем, — махнул рукой Маратович.
С каждой минутой мне всё больше начинает казаться, что по поводу ограничений на Су-27 я думал правильно.
В комнату вбежал запыхавшийся Чумаков. Судя по его обмундированию, он только что прилетел и ещё не успел снять высотно-компенсирующий костюм.
— Мужики, Коляна в больницу увезли. Сказали, не всё так гладко прошло.
Морозов парень непростой, но он наш товарищ. Раз у него беда, необходимо поддержать его насколько возможно.
Вечером отправились к Николаю в госпиталь. Прибытие нашей «делегации» выглядело со стороны как выкуп невесты. Каждый был опрятно одет, в руках гостинцы. Некоторые даже достали полевых цветов, тем самым решив создать благоприятную атмосферу.
На входе в травматологию нас встретила «охрана» в лице бабушки, моющей полы. В этот момент кто-то из ребят неудачно пошутил, а Боря Чумаков совершил самую непростительную ошибку — прошёлся по вымытому полу, оставив следы.
Бабуля, которая мыла полы, пришла в ярость. Чуть не зашибла Борю Чумакова тряпкой.
— Мать, ну ты посмотри на нас! Мы к товарищу, которого сегодня привезли. К лётчику, — пытался успокоить её Швабрин.
При этом Иван скрывался за мной, а я уворачивался от тычков шваброй.
— Бабуль, ну, хватит. Мы же не дети! Вот, эти цветочки вам! — предпринял я попытку вразумить женщину.
Увидев букет, она тут же растаяла. Помолодела лет на 10 и, даже начала сватать нас к молодым медсёстрам.
Нам всем пройти к Морозову не разрешили. Гостинцев было много, поэтому договорились, что пойдём мы со Швабриным вдвоём. Предложили и Боре с нами, но тот решил теперь к бабушке-санитарке ближе нескольких метров не подходить.
— Вы проходите. У него там есть посетительница. Сильно не отвлекайте больного.
Я посмотрел на Ивана и предложил выждать время. Всё же, отвлекать Морозова от общения с женой было бы неправильно. Тем более, катапультирование прошло не совсем удачно.
— Быстро оставим фрукты, жене подарим цветы и выйдем, — шепнул Швабрин.
— Согласен.
Нас проводили в палату, где лежал Коля. Дверь была закрыта, хотя на улице весьма жарко. Не думаю, что в палате есть кондиционер.
Мысленно, я приготовился увидеть Морозова в не самом лучшем состоянии. Сразу перед глазами всплывает поход к Нестерову в госпиталь в Белогорске. Картина там была совсем печальная.
Открыв дверь, я приготовился извиняться за беспокойство перед женой Морозова. Однако в комнате была другая женщина. Гораздо старше.
— Добрый вечер! Вы позволите, мы войдём? — спросил я и женщина кивнула.
Морозов лежал на кровати почти неподвижно. Его шея была зафиксирована. Только глаза бегали из стороны в сторону. Первое, что пришло в голову — Николай сильно повредил позвоночник. Вспомнив, что он стоя мне махал с земли после приземления, я отогнал от себя дурные мысли и подошёл ближе к кровати.
Женщина представилась мамой Николая. Она вытерла слезу и помогла нам разложить фрукты, сок и цветы.
— Цветы зачем принесли? — с трудом спросил Коля.
— Для ландшафта. Аромат леса и поля вкупе с весёлыми мелодиями придаст больше сил для выздоровления. Тебе это сейчас нужно, — сказал я, выкладывая на стол радиоприёмник, который передал Гена Лоскутов.
Он тоже хотел прийти, но занят расследованием по поводу аварии.
— Да, Коль. Только положительные эмоции, — добавил Швабрин.
Мама Николая очень обрадовалась нашему приходу. Предложила нам посидеть, пока она сходит к врачу и узнает дальнейшие планы по лечению.
Как только она закрыла дверь, мы взяли стулья и подсели к Морозову.
— Как состояние? — спросил Ваня.
— Хреново. Или ты слепой⁈
Мда, настроение у Николая излишне боевое. Ещё пару минут, и нам лучше исчезнуть из палаты.
— Коль, ты главное — поправляйся. Если что-то нужно, мы всё достанем. Тебя мы не бросим, — вступил я в разговор.
Морозов злобно улыбнулся.
— Ты вообще, чего пришёл? Позлорадствовать. Мол, переиграл меня? Что ж, радуйся Родин, пока.
— Ерунду не неси, Коль. Мы пришли, чтобы тебя поддержать. Ходить ты будешь. Я же видел, что ты вставал с земли. Скоро восстановишься, — продолжил я.
Швабрин прокашлялся, давая мне понять, что разговора у нас не получится с Морозовым.
— Идите отсюда. Мне зрители не нужны. Считай, Родин, что я тебя простил…
— Чего? Простил? Ты чего такое говоришь? В этой аварии никто не виноват. Это случается с техникой. Она может отказывать. Радуйся, что жив и, будешь летать, — уверенно сказал я.
Не был я полностью уверен насчёт его допуска к полётам. Но раз он шевелит ногами и пальцами, есть надежда.
— Ты думаешь, во всех твоих бедах виноват Сергей? — после паузы спросил Ваня.
— Не тебе решать, что и как мне думать. Шли бы вы, товарищи. Без вас тошно, — ответил Николай.
Разговор следует закончить. Не стоит его сейчас «драконить», высказывая слова поддержки, отправляя «лучи добра» — это всё Морозову не нужно.
Мы убрали стулья и направились к выходу. Дверь открылась и вошла мама Николая.
— Ребята, так быстро⁈ Может, чаю попьём?
— Мам, успокойся. Я их попросил уйти.
— Если что-то нужно помочь, вы только скажите. И супруга пусть не стесняется. Наши телефоны и где нас найти, она знает…
— Родин, успокойся. Уехала она сегодня в Крым.
