всё это её не касается.* * *
Москва. Лубянка. Кабинет заместителя председателя КГБ.
Вавилов распорядился вызвать к себе Голика.
— Фёдор Анатольевич, приветствую, — начал он, когда тот явился. — Не поделишься, в чём причина твоего внимания к Ивлеву Павлу Тарасовичу?
— Да, собственно, ничего особенного, — немного растерялся совсем не ожидавший услышать такой вопрос от зампреда КГБ генерал. — Ехал с ним вчера в одном лифте у себя дома. Интересно стало, что он делает в высотке на Котельнической…
— И всё? — не поверил Вавилов.
— Николай Алексеевич, ну, вы тоже меня поймите. Только что с ним на лекции бодались в полный рост, а через полчаса он ко мне дома в лифт заходит. У меня вся жизнь перед глазами пробежала, пока до пятого этажа доехал… Вам не кажется, что его внутреннее содержание не соответствует внешнему?
— Да брось, Фёдор Анатольевич, — пытаясь сдержать улыбку, проговорил зампред. — Парень две проверки прошёл. Причем одна из них началась по просьбе Межуева из КПК, знаешь такого?
— Знаю, — кивнул Голик.
— А знаешь причину этой второй проверки? Межуев счёл пацана слишком умным и информированным. Так что, ты не одинок… А главное, Межуев этого пацана с самого начала опекает, и результаты проверки, насколько я понял, его полностью удовлетворили. Так что, если Ивлев оказался на Котельнической набережной, значит, тому есть причина, но мы в ней разбираться точно не будем. Я лично дорогу КПК переходить не хочу…
— Понял, — кивнул Голик.
* * *
После пар заехал в Верховный Совет, оставил записки Пархоменко и Воронцову. Валерия Николаевна вручила мне талон в стол заказов. Решил спуститься в Комитет по миру по поводу письма, что парни притащили.
— О, приветствую, — обрадовано встретил меня Марк. — Какими судьбами?
— Здравствуйте, Марк Анатольевич. Ребята сказали, что письмо комсомольцев из-под Ржева мне отдали?
— Сказали, — помрачнел он.
— Насколько масштабно это явление? — спросил я. — Как часто приходят подобные письма?
— Приходят. Не сказать, что прямо каждый день. Но бывает.
— И что вы с ними потом делаете?
— Ничего. А что тут сделаешь?
— А ответ, хотя бы, какой-то пишите?
— Ну, обычный ответ, что никто не забыт, ничто не забыто, светлая память…
— Понятно, — ошарашенно проговорил я. — А как бы посмотреть на все эти письма?
— А что ты хочешь? — насторожился Марк.
— Масштаб этого явления хочу оценить.
— По этим письмам? Тут только малая часть. Большинство же никуда не пишет.
— Даже так… Понятно. Но, Марк Анатольевич, дело уж больно деликатное. Люди находят останки павших воинов, перезахоранивают. Подходят к вопросу со всей ответственностью и уважением… Это надо как-то… поощрять.
— Я им отвечаю, что они молодцы и Родина ими гордится. А что я ещё могу сделать?
— Надо подумать… Я это письмо оставлю себе, ладно?
— Сделаем иначе. Перепиши просто всё с него, зачем тебе оригинал?
— Спасибо.
После Верховного совета заехал в стол заказов, отоварил талон и поехал на нашу квартиру, где сейчас идёт ремонт.
Ещё поднимаясь по лестнице, по банке, полной окурков, на подоконнике, понял, что курить мужики ходят в подъезд, дома не курят, что не могло меня не порадовать. Дверь была открыта, распахнул и чуть не улетел вниз. Мой чудесный паркетный пол сняли. Вместо него, ниже сантиметров на пятнадцать-двадцать, находились бетонные плиты.
— Вы не представляете, сколько под паркетной доской было мусора, — тут же подлетел ко мне прораб. — Мешков тридцать вынесли. Ходите осторожно. Тут по полу идёт проводка второго этажа.
— И что вы планируете делать с этой разницей в высоте? — спросил я.
— Выравнивать будем. Плиты неровные. Где-то семь сантиметров до уровня подъезда, где-то семнадцать. Выровняем керамзитом, он добавит звукоизоляции. Сверху стяжку, на неё плитку и всё остальное. Не волнуйтесь. Мы так делали уже сто раз.
— Угу… А водой со стяжки соседей снизу не заливали? — забеспокоился я. — Тем более, тут их проводка.
— Всё будет хорошо, не первый раз так делаем, — успокаивал меня Жданович, следуя за мной по пятам.
А я с предвкушением и понятной опаской пошёл внутрь. Дверной проём в соседнюю квартиру уже проломили. Мужики выкладывали перегородки коридора. Показал прорабу, что не хотел бы ломать стену вокруг дверного проёма и делать длинный сплошной коридор как в больнице.
— Дверей здесь не будет, — показывал я Ждановичу, — А вместо прямоугольных проёмов сделайте, пожалуйста, две арки.
Жданович округлил глаза, но промолчал и записал что-то себе в блокнот. Потом потребовал у рабочих угольный карандаш и вручил мне.
— Нарисуйте прямо на стене, — попросил он, — какой формы должна быть арка?
— Как я вам по воздуху нарисую? Тут, просто углы надо заделать, ну, может в верхней точке пусть повыше будет, чем сейчас, — показал я ему широким движением и мы пошли дальше.
Он помог мне вытащить фоторужьё из замотанного шкафа. Потом пошли с ним на кухню со списком Галии. Он выделил мне коробку и помог навязать на неё ручку из пенькового шпагата.
Уже собираясь уходить, вспомнил про шкаф-купе.
— О, Сергей Романович. А не думали ещё над моей просьбой насчёт дверей шкафа на роликах?
— Как же не думал? Всё время думаю, — откровенно поделился он. — Ролики уже нашёл, но направляющие из чего сделать? Есть пара мыслей, но пробовать надо.
— Давайте, Сергей Романович, пробуйте. Если получится, мы с вами такой же шкаф сделаем в коридоре напротив средней комнаты, на шесть створок. От стены до стены. Надо только подумать, из чего сделать створки. Они должны быть лёгкие. Чтобы их легко сдвинула даже женщина.
— Вот, вы… Чем вам