— Присутствие недоучки?
— Государя.
— Ладно. Убедил.
Как и предполагал Петр, чинно начавшееся собрание очень скоро превратилось в гвалт. Поначалу господа новоявленные ученые очень даже вели себя степенно. Но постепенно, поначалу мягко отстаиваемое мнение, отстаивалось уже более решительно. Вскоре коллектив расположившийся в просторной аудитории с рядами парт, уходящих с каждым рядом все выше, разделился на стихийные группы.
Страсти так раскалились, что император даже стал опасаться, что вот сейчас они передерутся. А вот Нартов, взирал на все это как‑то уж очень спокойно. Разве только с искренним сожалением поглядывал на Петра. Мол, не виноват я, они же по сути еще мальчишки. Угу. Мальчишки и есть. Самому младшему двадцать четыре, старшему тридцать. Недоросли, словом.
— Андрей Константинович, а вы уверены, что в подобном споре действительно может родиться истина? — Взирая на эту бурю эмоций, сидя за столом рядом с кафедрой, поинтересовался Петр.
— Уж поверьте моему опыту, Петр Алексеевич. Поначалу‑то я их в ежовых рукавицах держал. Вздохнуть лишний раз боялись, — вот уж во что верилось с легкостью. Насколько выяснил Петр, Нартов отличался весьма жестким характером. — Но потом понял, что подобный подход только душит инициативу.
— Разумеется я вам доверяю. Просто сомнительно, что они вообще друг друга слышат. По моему только себя любимого.
— Посмотрите, — Нартов, так чтобы не привлекать внимания, указал пальцем влево от себя.
Один из молодых людей, отделился от группы спорщиков, на которые стихийно разделились присутствующие и присев за парту. Начал что‑то быстро записывать, сияя как начищенная медяшка. Наконец закончив, он внимательно просмотрел получившуюся запись. Уверившись в своей правоте, он поднялся и вернулся к спорщикам, протянув лист.
Человек десять, тут же прекратили спорить и уставились на представленную запись, налезая друг на друга и нещадно толкаясь. С минуту они изучали запись, потом разделились на тех, кто начал усилено почесывать затылки или носы, пожимать плечами и довольно пихать поставившего в споре точку. Один из недавних спорщиков, завладел бумагой и усевшись начал более детально знакомиться с содержимым, как видно стремясь найти закравшуюся ошибку.
— Ой. Простите, ваше императорско–ое–е… — так и не договорив, покраснев как рак от смущения и, чего уж там, страха, произнес парень лет двадцати пяти.
Угу. А он что говорил. Хорошо хоть пихнув обратили внимание на то, что он вообще здесь присутствует. Это отличилась группа спорщиков человек из шести, оккупировавших доску, нещадно черкая ее куском мела. Увлеклись малость, вот молодой ученый и споткнулся, да едва не опрокинул коронованную персону.
— Ничего, ничего. Занимайтесь, — положив руку на плечо тут же раскрасневшемуся как рак Нартову, произнес Петр.
Понять ректора можно. Одно дело когда царит рабочая обстановка, пусть и кипят нешуточные страсти. И совсем другое когда позабыв обо всем, начинают вести себя бесцеремонно в непосредственной близости от государя.
А тут еще и Михаил, дернувшийся от двери, что медведь, готовый порвать любого. Но этому хватило одного строгого взгляда, чтобы сделать те самые три шага в обратную сторону и опять подпереть дверной косяк.
— Андрей Константинович, а давай отойдем вон в тот угол. По моему мы там будем в безопасности.
— Государь…
— А вот это уж нет, Андрей Константинович. Ты же сам сказал, что душить инициативу нельзя. И потом, кто мне виноват, что я влез в процесс познания. Я так понимаю, здесь действуют свои законы и традиции. Даже если они только начинают складываться.
— Всему есть предел, государь, — все же последовав предложению Петра, хмуро произнес Нартов.
— Есть. Вот если они превратятся в пустозвонов, тогда он и настанет. Но пока ведь это не так. Ты же вызвал меня, чтобы похвастать своими достижениями.
— Может пройдем в мой кабинет и я, как ты и хотел, государь, вкратце поведаю о достигнутых успехах.
— Знаешь, судя по взглядам, которые некоторые из них бросают на меня, складывается мнение, что либо они хотят понять насколько я не глуп, либо затеяли все это с одной единственной целью, дабы обратить на себя внимание. Так что, мой уход тут же будет замечен. А тогда теряется смысл твоей идеи поддержки высокого духа моим присутствием.
— Хм.
— Не смущайся, Андрей Константинович. Час я еще выдержу. Если они не выдохнутся раньше.
— И не надейся, государь, — развеял надежду Петра ректор.
Как ни странно, но на этот раз Нартов оказался не прав. Как видно удовлетворившись произведенным впечатлением, или все же решив, что ведут себя несколько не красиво, господа не именитые ученые вскоре все же успокоились.
Опасаясь, что сейчас может подняться следующий вопрос и вызовет не менее бурную реакцию, Петр предпочел воспользоваться временной передышкой и перехватить инициативу. Говорил он не долго, но тем не менее успел высказать свое удовольствие от увиденного. Суть его слов сводилась к тому, что вот эти молодые люди, являются залогом будущего процветания России. Всегда лестно осознавать, что от тебя зависит ни много ни мало, будущее страны. Тем более если эти слова звучат не просто от императора, но от государя столь любимого в народе.
Все именно так. Чудесное исцеление. Вера людей в справедливого царя, да еще не просто помазанника божьего на царствование, а его избранника, делали Петра весьма популярным в народе. Все искренне верили в то, что государь спит и видит, как бы осчастливить своих подданных. А главное он уже давно это сделал бы, да подлое дворянское семя не дает ему осуществить прекрасные замыслы.
Ну а как же иначе, если уже в первый год после своего исцеления, он издал указ о трехдневной барщине. По стране упорно ходили слухи о том, что он даже щедро одаривает крестьян землей. Просто развернуться во всю ширь ему не дают все те же дворяне. В стране время от времени случались бунты и подавлялись они войсками безжалостно. Однако, как ни много было этих выступлений, ни разу не прозвучало хулы в адрес императора.
В научной среде молодой император так же пользовался уважением, а уж в Саглино и подавно. Щедрое финансирование, забота о быте, поступление всех самых новейших трудов. Разумеется в первую очередь все шло сюда в исследовательский институт. Однако, люди не были заперты здесь и имели возможность общаться со своими коллегами в университете и академии, поэтому знали, что широкую поддержку приобрела наука в целом. Ученые не находящие понимания в иноземных государствах, всегда могли рассчитывать на гостеприимство российского императора. Ну и как саглиновцы должны были относиться к Петру, после всего того, что он делал?
