И, наверное, из уважения вбрасывание Дмитриеву я проиграл. «Крылышки» устроили небольшой перепас на своей половине поля, и запустили в атаку правого крайнего Вову Васильева. Васильев за счёт опыта легко проскочил «пионера» Скворцова, на что в принципе я и рассчитывал, закладывая крутую дугу. Затем нападающий москвичей поднял голову, чтобы увидеть своих партнёров, а дальше, скорее всего для него «свет потух». Потому что моя за сто килограммов туша влетела, как поровой молот в будущего тренера Олимпийской сборной России. Народ на трибунах пришёл в экстаз, разом заголосив:
— Шайбу! Шайбу!
И я её пробросил на Сашку Скворцова, который в свою очередь улетел от защитника «Крыльев» и с другим «пионером» Ковиным вышел вдвоём на одного оборонца. Пас Ковину, обратный пас на Скворцова и шайба в касание влетела в пустые ворота Саши Сидельникова.
— Тафгай! Тафгай! — Стали скандировать нейтрально настроенные череповчане, которым было по барабану кто победит, сегодня они хотели зрелищ, ведь хлеб за двадцать копеек лежал в каждом советском магазине свободно.
— Это чё за х…ня! Товарищ судья! — Закричал Борис Кулагин, и перелез через борт.
Далее наставник московской команды, осторожно ступая в ботинках по скользкому хоккейному льду, пошёл разбираться на нашу скамейку запасных. Но когда увидел, что главного тренера Прилепского здесь нет, как и его ассистента Виталича, то немного опешил. И лишь отыскав глазами бывшего капитана Лёшу Мишина стал орать:
— Вы там, в Горьком, где этих, сука, дуболомов находите?! В «Динамо» один Васильев из ваших играет, ломает всех, теперь ещё и этот!
Кулагин покрутил головой и увидев меня, всего в метре от себя, шарахнулся немного назад:
— Ты чё творишь? Это же товарищеский турнир, сука!
— То есть это как бы и не хоккей вовсе? — Удивился я. — Детский утренник у нас на льду? Тогда выдайте своим бантики с платьишками, чтобы я мимо катался.
— Я тебя через Госкомспорт достану, сука! — Погрозил мне кулаком Кулагин и посеменил на свою скамейку запасных.
— Иван, ты давай чуть поаккуратней дальше, — шепнул мне на ухо Мишин.
— Уговорили, — пробурчал я, перемахивая через борт. — Давай Лёша со своими архаровцами на лёд. Пионеры Вали Котика на замену! Не дадут человеку поиграть, как следует, — пожаловался я Коле Свистухину.
На второй перерыв мы уже шли со счетом 4: 4. Я показал Кулагину, что могу не только людей знакомить с элементами жесткого североамериканского хоккея, но и шайбы заколачивать. Третий гол я забил после красивого сольного прохода, причём шайбу подхватил у своих ворот. А сравнял счёт под занавес второго периода с подачи Алексея Мишина Толя Фролов.
А в раздевалке нас уже ждал горячий чай и главный тренер Прилепский вместе с помощником Виталичем. Сиял «папа» как начищенный самовар на народной ярмарке. Оставалось ему только бусы из «каменных» сушек повесить на шею, а Виталичу в руки дать гармошку.
— Как вам мой педагогический эксперимент? — Спросил Александр Тихонович, хлопая по плечам всех входящих в комнату хоккеистов.
— Первый приз по хитрожопости на международном конкурсе «Мистер хитрожопа» в Гондурасе сто процентов ваш, — сказал я, уворачиваясь от дружеского похлопывания. — В самый сложный момент слинять в кусты и выдать это за военную хитрость даже Гитлер в сорок пятом не додумался.
Праздничное настроение главного тренера вмиг улетучилось. А Виталич хитро стал посматривать, быстро соображая, на чью сторону в такой ситуации переметнуться. Потому что вовремя предать — это уже не предательство, а предвидение.
— Ладно, в Горьком поговорим, — сказал Прилепский, покидая раздевалку.
— Мужики вы чего? — Замялся Виталич. — Мы же хотели всё по-хорошему решить. А здорово вы дали во втором периоде, так держать! Давайте, я за вас на трибунах поболею, — махнул рукой он, догоняя «папу».
Какое-то время в раздевалке стояла тишина, игроки пили горячий чай, и каждый думал о своём. Наверное, как и я, все решали, как жить дальше, как играть в предстоящем сезоне? Меня же ещё волновало то, а где, собственно говоря, играть?
— Я ведь совсем забыл, — оживился капитан Лёша Мишин. — У меня же в тетради все результаты записаны! — Он порылся в сумке и на самом деле выудил из неё помятую школьную тетрадку. — Вот, если сейчас «Крылья» одолеем, то мы за тур досрочно выигрываем турнир имени Белова.
Игроки почти разом повскакивали с мест и кинулись рассматривать нарисованную по линейке таблицу. По ней выходило, что в случае победы «Торпедо» Горький набирает — 8 очков. «Химик» — 5, «Крылья советов» — 4, «Металлург» — 3, СКА — 2 (одна игра в запасе) и «Локомотив» — 0 (одна игра в запасе).
— Ни х…я себе! — Обрадовался Коля Свистухин. — Мужики, так это значит, сегодня банкет будет по вполне законным основаниям! А от завода премия, рублей двести минимум! Собрались, б…ть, мужики! Давай на лёд и порвём эти «Крылья» в пух и перья!
— Не надорвись, — остудил его Мишин. — Но в целом предложение верное!
— Да! — Заорали и основные и запасные хоккеисты.
В третьем периоде Кулагин применил небольшую хитрость, «спрятал» от меня своё молодёжное звено Бодунова, Анисина и Лебедева и стал выпускать тройку проверенных ветеранов Васильева, Дмитриева и Чекалина, чтобы те на опыте строже действовали в обороне и ловили на контратаках. А вот тройке Свистухина пришлось очень тяжело, потому как раз против них Борис Павлович и бросал своих резких и талантливых ребят. Чуть ли не в каждой смене вратарь Коноваленко трудился в поте лица. И я даже стал замечать, что Сергеич садится в «баттерфляй», перекрывая щитками весь низ при игре вблизи ворот, который подсмотрел у своего молодого коллеги Минеева. Классный голкипер тем и отличается от среднего, что может многие новинки исполнить с листа.
После смены ворот в середине третьего периода, я предложил Мишину отыграть последнюю десятиминутку в две наши тройки нападения.
— А смысл? — Удивился Лёша.
— Кулагин выпускает тройку Анисина против нашего Свистухина, вот и пусть подёргается и понервничает, — подмигнул я. — А мы под шумок, может, и забьём что-нибудь.
— Хорошая мысль, — хохотнул капитан.
И когда часы на табло показывали пятьдесят седьмую минуту матча, я обратил внимание, что Борис Кулагин нервно чешет затылок. Ведь его молодые трут пятой точкой лавку, а ветераны еле-еле пыхтят в защите против мои «пионеров».
— Скворец, играем треугольник, — сказал я Скворцову, прикрыв рот рукой, когда ехал на вбрасывание в левый круг в зоне москвичей, из которой они уже минуту не могли выбраться.
«Крылышки» Васильев, Дмитриев и Чекалин просто обливались потом, потому что играли против моих быстрых ребят через смену. Я встал на точку напротив Игоря Дмитриева, шайба полетела вниз, резкий удар крюком и вот уже Астафьев перевёл её слева направо на Юру Фёдорова. Тот дал дальше на Ковина по правому борту. Я выехал в центр зоны атаки, поддал немного плечом опекающему меня Дмитриеву и тут же получил пас от Ковина. Резкий разворот, передача на разогнавшегося Скворцова, который за полсекунды залетел за ворота москвича Сидельникова, где быстро затормозив, запутал всю оборону «Крыльев». Они как сомнамбулы свалились направо и забыли про меня родимого. Пас точно в крюк, мой хлёсткий кистевой бросок, и Сидельников бессильно плюхнулся на лёд, потому что шайба весело заколыхалась в сетке его ворот.
— Да! — Заорал я, ведь и мои силы не беспредельны. — Молодчики, пионеры!
— Молодцы! Молодцы! — Загромыхал трибуны, как-никак нам удалось отыграться с четырёх ноль, а народ любит такие «чудеса на виражах».
Кулагин печально посмотрел на свою молодёжную тройку и выпустил их отыгрываться за две минуты до конца со словами: «Давайте мужики, не подкачайте!» И они бы не подкачали, но наш ветеран вратарь Коноваленко отстоял, как лучшие вратари мира уже из того моего прошлого будущего. И финальную сирену вся команда встречала уже на ногах, отсчитывая вслух последние секунды:
— Пять! Четыре! Три! Два! А-а-а!
