собственных интересов. Америка – свободная страна!
Что еще интересного? Ага, любопытненько. В «Журналь де деба» обсуждается вопрос – почему на французской бирже вдруг выросли котировки облигаций государственного займа Российской империи? Кто-то это связывает с обещанием Советского правительства рассчитаться с долгами в самое ближайшее время, но обращение к официальным представителям России в Париже, имевшихся в количестве трех человек – бывшему военному атташе Игнатьеву, послу Временного правительства Маклакову и начальнику торгового представительства России Кустову. Первые два представителя что-то комментировать отказались, а в офисе третьего, им ответили очень нелицеприятно и нецензурно.
Интересно, когда это к нам обращались и кто им так отвечал? Точно, не я.
Выглянув из кабинета, позвал секретаршу.
– Светлана Николаевна, на минутку…
Наша пламенная антисемитка тотчас же явилась. Хорошо, что без револьвера.
– Что Олег Васильевич?
– Светлана Николаевна, а к нам обращались из французской газеты? – поинтересовался я.
– Обращались, – любезно ответила секретарша. – Вчера позвонили по телефону, просили назначить встречу, но я отказала. А тут они принялись спрашивать – будут ли официальные комментарии по поводу уплаты советским правительством по французским кредитам? Но я ответила, что не знаю. И вообще, мы частная фирма, не наше дело обсуждать правительство и давать официальные комментарии. Но журналисты такие наглые, начали от меня чего-то требовать… Ну я их и…
– По матушке? – вздохнул я.
– Нет, что вы, как можно? – сделала честные глаза секретарша. – Я их и всего-то попросила…
Секретарша отчего-то замялась, но особого смущения не выразила. Пришлось подпустить металл в голос.
– Куда вы их попросили?
– Ну, я их попросила пойти к Кулнэ.
– Кулнэ? Ни разу не слышал. Это на каком языке матюг? – заинтересовался я.
– Это не мат, товарищ Кустов. Кулнэ – это женщина-рыба.
– У кого? На каком языке?
– У манси. Манси – это народ такой, – принялась объяснять женщина, но я ее опять перебил. – Ну, я знаю, что манси – финно-угорская народность, проживающая в Сибири. Чего вы журналиста к рыбе послали?
– Так вы же сами нам приказали нецензурно французов не посылать. Вот я их и послала к Кулнэ.
Я посмотрел на Светлану Николаевну. Вообще-то, я ее понимаю. Журналисты народ вредный и въедливый, кого угодно достанут. Но Светлана-то Николаевна, хоть и подпольщица, борец с Колчаком, женщина интеллигентная, гимназию в Тобольске заканчивала!
– Светлана Николаевна, вы понимаете, в чем ваша главная ошибка? – поинтересовался я тихим и, стало быть, очень противным голосом.
Моя секретарша сделала вид, что ей стыдно, потупила голову и тоном нашкодившей, но очень хитрой старшеклассницы, сказала:
– Не смогла соблюсти революционную выдержку.
– Ответ неправильный, – выдохнул я.
– Тогда не понимаю, – искренне призналась она.
– Вина ваша не в том, что журналиста к рыбам отправили, а в том, что вы мне об этом не доложили. Я открываю газету – а там наше торгпредство поминают. Оно нам надо? Отобьюсь, конечно же, не в первый раз, но мне хотя бы знать, что же случилось во вверенном мне заведении.
– Вот, теперь поняла, осознала, – кивнула Светлана Николаевна. – Сама бы за такое своего подчиненного вздрючила… – Призадумавшись, женщина хмыкнула. – А ведь я поняла, отчего я вам не доложила. Сама когда-то принимала решения, не посчитала нужным сообщать. И какое придумаете наказание? Выговор? Или полы?
Ох уж эти полы! Понимаю, я где-то нехорошо поступил, приказав женщине мыть полы на пару с «залетчиком», но она сама виновата – незачем было спорить с начальником, да еще в присутствии коллектива. Правда, в знак протеста перед начальником-самодуром полы и окна в торгпредстве принялись мыть все женщины (включая Наталью!), а также примкнувший к ним Александр Петрович. Если честно, мне было немного стыдно, но отменять свое решение я не стал, а иначе начнут по любому вопросу устраивать профсоюзные собрания.
– У меня не торгпредство, а этнографический музей имени князя Тенишева, с лингвистическим уклоном… – вздохнул я. – И полы вы не одна мыли, а вместе с трудовым коллективом. Сплачивает, знаете ли, физический труд.
– Только не говорите – блин. – усмехнулась секретарша. – Это тоже эвфемизм нехорошего слова. Вон, Александр Петрович теперь, чуть что – все блин, да блин.
– Зато матом не кроет, – усмехнулся я и спросил. – И чего же эта… как там ее? Кулмэ, рыбой стала?
– Она поначалу была женщиной, ее хотел взять в жены болотный дух – не помню, правда, как его имя, но она отказалась, – охотно пояснила женщина. – За это он ее в женщину-рыбу и превратил. Наш преподаватель этнографией увлекался, а я ему помогала. Кстати, мы и в этнографическое бюро анкеты отправляли, и сообщения о манси.
Я только махнул рукой. Подобрали мне сотрудников НКИД… Вон, посылают журналистов… к женщине-рыбе. Но хоть не на три буквы, и то ладно. И наказать-то как-нибудь надо.
– Ладно, на первый раз делаю вам замечание, – решил-таки я. – Будем считать это издержками и недопониманием. Главное, что вы поняли, что поступили неправильно.
Показалось мне, или нет, но Светлана Николаевна вздохнула с облегчением. Мытья полов она бы не испугалась, но самодур-начальник может и с работы выгнать. У нас ведь не государственная организация, а частная, и я, стало быть, не обязан печься о благополучии подчиненных.
– Олег Васильевич, если хотите, я вам могу переводы статей из газет сделать, – предложила Светлана Николаевна. – Я для Александра Васильевича работу делаю, но у меня ум за разум заходит.
– А что за работа? – заинтересовался я.
Товарищ ротмистр к порученному делу отнесся очень серьезно. Закупил все монографии семейства Кюри, сборники статей и, даже добыл подшивки старых журналов «Nature» со статьями Резерфорда. «Nature», хотя и считается научно-популярным журналом, но для невежд, вроде меня, сойдет и для Политбюро тоже. А еще он приобрел «Comptes rendus de l’Académie des Sciences» [15] со статьями физиков и «Journal de Physique et Le Radium» [16]. Вот этим может и сам Иоффе заинтересоваться, и ученикам дать почитать.
– Лабораторные журналы и отчеты института Кюри, – сообщила Светлана Николаевна, потом пожаловалась. – Отчеты я кое-как перевела, а вот с лабораторными журналами плохо. Сплошные цифры, какие-то сокращения.
М-да… Увлекся Александр Васильевич, определенно.
