Ознакомительная версия.
«Надо потерпеть… Великого дела без крови да обид не совершишь! Успокоятся люди, опомнятся! Не может же такое безумство твориться вечно!» – в отчаянии убеждал самого себя Богдан. Но время шло, а долгожданный покой в озверевшем, до предела ожесточившемся, охваченном войной крае никак не наступал. Рухнуло все: и законы, и стародавние обычаи, и те простые нормы, без коих немыслима человеческая жизнь. Поистине: «homo homini lupus est!»[52] Будто все хорошее сдул ураганный ветер, оставив лишь гниль и мерзость…
«Ты рассылаешь повсюду универсалы, призываешь чернь к неповиновению панам своим, пуще того, к их истреблению, а что будешь делать после? Как приведешь к покорности? Если дикий зверь попробует вкус человечины, он так и будет нападать на людей, пока его не убьют…» – суровые чеканные строки из письма пана Адама Киселя, всплывшие в памяти, жгли каленым железом. Прав, прав киевский воевода, чтоб ему! Все точно! Восставшее поспольство, почуяв запах крови и осознав, насколько это легко – убивать, грабить и насиловать тех, кто слабее, пустилось во все тяжкие. Число загонов увеличивается день ото дня. Возвращаются к мирной жизни, к плугу и инструментам своим считаные единицы, остальным поселянам пришлась по нраву вольная жизнь… Ох, вольная ли? Разбойничья – вот так куда точнее. И что теперь с ними делать?! Неужто и здесь прав пан Кисель: «…тебе придется восстанавливать спокойствие и порядок ужасными мерами, пролив новые потоки крови, подобные рекам!»
– Господи, вразуми! Подскажи, как поступить? Не ошибаюсь ли я? – шептал гетман трясущимися губами, устремив взор на лик Спасителя, освещенный тусклым огоньком свечи. – Не принесу ли вместо воли и счастья войску и народу своему лютое горе? Кем буду для потомков: благодетелем или злейшим врагом? Господи, знать бы ответ…
Дни быстро сокращались, в воздухе уже явственно чувствовалась предзимняя бодрящая свежесть. Лес вокруг лесопилки постепенно менял цвет, становясь желтым, а местами – бурым, там, где росли дубы.
«Эх, сейчас бы со спиннингом на реку… У хищника жор начинается, брал бы – только успевай вытаскивать! Наверняка тут и щуки попадаются, и судаки, а уж про окуня и говорить нечего!» – вздыхал я.
Поместье князя, затерянное среди необъятных лесов и болот Западной Волыни, в двух шагах от границ с Великопольшей, до сих пор было подобно островку спокойствия в бурном море. Бушевавшая смута казалась какой-то далекой абстракцией, хоть и жуткой. Мы, конечно, получали все нужные сведения, причем с минимальным опозданием (разведка у князя была поставлена неплохо, надо отдать ему должное, и я к тому же дал пару полезных советов, охотно принятых Иеремией), и внимательно следили за перемещением крупных сил мятежников. При необходимости, в случае возникновения реальной угрозы, можно было за краткое время превратить поместье с прилегающими хуторами и хозяйственными постройками, включая нашу «базу», в неприступную крепость. Обширные болота, а также многочисленные речки с топкими берегами защищали бы ее не хуже, чем крепкие стены с бастионами, окруженные глубоким рвом. А немногочисленные лесные дороги и тропы можно было надежно заблокировать завалами. Запасов же пищи, вина, пороху и ядер да картечи в глубоких погребах поместья было столько, что хватило бы на целую армию.
– Пусть только подлые зрадники посмеют сунуть сюда нос! – угрожающе сказал как-то Иеремия, сдвинув брови. – О, я их угощу, со всем стародавним гостеприимством! Вот только не уверен, переварят ли они мои свинцовые яства… И не сомневаюсь, что пан Анджей тоже найдет, чем их удивить! Не так ли?
В его голосе так и звучал намек: ну не тяните же, покажите другие чудесные новинки!
– Работа идет полным ходом, и вскоре мы с паном Тадеушем сможем пригласить ясновельможного князя на полевые учения, – вежливо, но уклончиво ответил я. – Там будет продемонстрировано нечто весьма впечатляющее. Вопрос лишь в том, где провести эти учения. Понадобится весьма просторный участок земли, и непременно – в безлюдном месте. Чтобы не было лишних глаз. Но с этим-то проблема: тут повсюду деревни, хутора, лесные заимки… или как они называются.
– Не вижу никаких сложностей. Пусть пан только сам выберет подходящее поле и укажет, в какой день оно понадобится, а я велю, чтобы тогда все окрестные шинки были закрыты, и все хлопы сидели по домам, не смея выглядывать за дверь! Под страхом моей немилости и жестокой кары! – произнес Вишневецкий, горделиво подбоченившись. – Думаю, пан много раз убеждался, что мое слово твердое и действует как надо.
Я мысленно застонал. Ведь умный же человек, но иной раз такое брякнет – хоть стой, хоть падай…
– Прошу прощения, ясновельможный, но это – самый верный способ привлечь внимание. Все равно что открыто заявить: «Избегайте нахождения в квадрате, ограниченном такими-то координатами, там производятся учебные пуски ракет…»
– Что производится, проше пана? – тотчас заинтересовался князь.
Проклиная свой несдержанный язык, я прочитал краткую лекцию по устройству и применению ракет. После чего поклялся всеми святыми, что ни за какие сокровища не возьмусь их производить. Ну не тот сейчас уровень науки и техники, катастрофически не тот! Гений и тот бы не справился, а я обычный смертный.
– Жаль… – тяжело вздохнул Иеремия. Судя по его лицу, он уже мысленно представлял, как приказывает подвергнуть ракетной атаке какой-нибудь рассадник вечной головной боли. Например, Запорожскую Сечь, Стамбул или Бахчисарай.
– К тому же, – продолжал я, – не зря ведь говорится: «Запретный плод сладок!» Любопытство у кого-то из местных жителей может пересилить даже страх перед карой ясновельможного. Подкрадутся, подсмотрят из кустов – и пойдут сплетни по всем окрестностям. А дальше информация попадет к врагу.
– А если их просто выселить? – предложил князь. – Обживутся на другом месте, невелика беда. Земель у меня хватает, хвала Езусу.
– Ни в коем случае! Только депортаций нам не хватало! – схватился я за голову. – Да это же будет такой подарок нашим политическим противникам… тьфу, недоброжелателям княжьей мосьци…
– А что такое «депортация»? – жадно поинтересовался Вишневецкий.
«Андрюха, ты точно теряешь квалификацию! Совсем за языком следить перестал!» – снова влез ехидный внутренний голос.
* * *
Хмельницкий, осенив крестным знамением Кривоноса, который сидел на сердитом и нетерпеливо переступающем Черте, торжественно произнес:
– С Богом! Начинай, Максиме! Об одном только прошу: не рискуй понапрасну, не лезь впереди всех под огонь. На то простых казаков хватает, а ты нашему войску ох как нужен!
Ознакомительная версия.
