Мы пошли ко мне на кухню, и в результате старательных вадиковых манипуляций, у меня на левой руке появился внушительный такой гипс, от кисти до локтя.
— Ну вот и все, больной, а вы боялись, — засмеялся Вадик и одел мне перевязь из бинта. — Сунь руку сюда.
— Спасибочки тебе, Вадик, — обрадовалась я. — А ты же потом все это обратно снимешь?
— Да не вопрос, — кивнул Вадик. — А когда тебе надо?
— Я завтра к вечеру планирую вернуться, — сказала я.
— Нет, вечером я не могу, занят, — покачал головой Вадик с такой мечтательной улыбкой, что сразу стало понятно, чем именно, а точнее — кем именно, он будет занят.
— Лады, — согласилась я, — послезавтра утром вполне нормально будет.
— Тогда не раньше десяти, — сообщил Вадик, чуть подумав. — Спать буду, у меня с обеда практика в больнице.
— Хорошо, — кивнула я, — и вот еще…
Я достала из ящика стола два кусочка мыла — черное, с активированным углем, и белое, с блестками, и протянула Вадику:
— Держи. Это мыло такое. Подружке своей завтра подари.
— Ух ты! — обрадовался он, рассматривая. — Ленке такое точно понравится. Спасибо! Слушай, Лид, а давай мы тебе еще вторую руку или голову загипсуем?
— Зачем? — не поняла я.
— А ты мне тогда еще такого мыла дашь, — засмеялся Вадик. — А то я сейчас приду домой, Ритка увидит, не успокоится, пока все не отберет.
— Да без проблем, на, держи еще, — я протянула Вадику еще два куска мыла.
Вадик с крайне довольным видом ушел домой, а я заторопилась на автобус.
Автовокзал был битком забит людьми. На перроне толпился народ с сумками, чемоданами и баулами, отъезжали и приезжали автобусы. А над всем этим динамик периодически хрипло делал краткие объявления.
Распугивая стайку наглых голубей и воробьев, наперебой клюющих крошки возле урны, я прошла к кассам и купила билет на ближайший автобус. Мне повезло, совершенно случайно ждать предстояло не больше двадцати минут.
Я неспешно нашла свой перрон и пристроилась возле ожидающих людей: деревенские мужики в кепках, тетки в платочках с детьми, старушки с корзинами. Все переговаривалась, волновались, кто-то смеялся. Мужики дымили сигаретами чуть в сторонке, пуская крепкий дым.
Наконец, подошел автобус, и народ полез внутрь в буквальном смысле этого слова. Толпа внесла меня внутрь. Мне повезло, и я устроилась на свободное место у окна. Под ноги я поставила авоську, а рюкзак со стеклянными бутылками аккуратно примостила на коленях.
— Эй, деваха, — окликнула меня какая-то тетка с густо накрашенными глазами. — Не стыдно сидеть, когда старшие стоят?
Я посмотрела на стоявших, все были примерно моего возраста или моложе, в основном мужики. Женщины с детьми и старики — все сидели.
— Где? — спросила я.
— Я! — нагло сообщила тетка, сверкнув золотым зубом, испачканным красной помадой, которая растекалась с губ. Была она старше Лидочки, от силы лет на десять. То есть ей или лет сорок-сорок пять или же такая как Лида (в это время, а в деревнях особенно, старели быстрее).
— И что? — не поняла я.
— Вставай, говорю! — рявкнула тетка, оглядываясь за поддержкой, — тебя что, не научили уступать место старшим?
— Да! Расселась тут! — поддержал ее какой-то мужчинка с таким лицом, что Ломброзо рыдал бы от умиления.
— Старшим уступать — учили, — кивнула я. — Тебе — не буду.
— Ну вы посмотрите, что делается?! — возмущенно обратилась к остальным пассажирам тетка.
Народ зашумел. Мне стало неудобно и я, извинившись у сидящей рядом женщины, начала потихоньку вставать, придерживая рюкзак свободной рукой.
— Женщина, вы не поможете мне лямку рюкзака на плече поправить? — спросила я. — Сама не справлюсь.
Я показала ей вторую руку в гипсе.
— Да как ты всю дорогу стоять с сумками и в гипсе будешь? — охнула женщина. — Садись, давай, обратно.
Та что-то еще возмущалась, но, увидев мой гипс, с ворчанием заткнулась. Теперь уже симпатии людей явно перешли на мою сторону, а на золотозубую тетку понеслись упреки. Наконец, пришла контролерша, ловко протискиваясь толстыми боками между пассажирами, бдительно проверила у всех билеты. Когда все оказалось правильно, контролерша вышла обратно на перрон, а мы поехали.
Я ехала сидя и, клацая зубами на кочках и поворотах, тихо радовалась, что моя идея с гипсом пришлась очень даже кстати, иначе не знаю, как бы я с непривычки выдержала подпрыгивать на ухабах, стоя в течение полтора часов. Но остальной народ не обращал внимания на такие мелочи, все разговаривали, общались, а какой-то развеселый мужичок сзади травил бесконечные анекдоты, и вся задняя площадка поминутно взрывалась гомерическим гоготом.
Мы всё ехали, ехали, периодически останавливались, в автобус набивался еще народ, и еще. Я не представляла, куда они все вмещаются, очевидно, автобус растягивался в соответствии с количеством пассажиров.
Дорога петляла промеж начинающих зеленеть полей, на обочинах росли ряды старых тополей и аутентичных березок.
В автобусе стало жарко и кто-то предусмотрительно открыл люк. Сразу же несколько теток, включая и ту, с золотыми зубами, заорали, что им холодно и сквозняк. Вспыхнула небольшая перепалка, которая закончилась безоговорочной победой теток. Так мы и ехали, в тесноте и духоте, зато с анекдотами и весело.
Я совершенно не знала, где моя остановка. Спросила соседку рядом.
— Сперва я выйду, — сказала она, — твоя — следующая.
И вот, наконец-то, я, потная, с дрожащими руками, вытискиваюсь из переполненного автобуса вместе с рюкзаком и авоськой. Фух! Можно выдохнуть.
Автобус, весело щелкнув на прощанье дверью, задребезжал дальше, а я, закинув рюкзак на плечи и прихватив в "здоровую" руку авоську, стою на остановке и тупо не знаю, куда идти. Из автобуса вышла я одна, так что все мои надежды выяснить, где находится дом Скобелевых, у попутчиков, растаяли, как предрассветный туман.
И что же мне теперь делать?
Деревня Красный Маяк разбегалась от остановки на три стороны. Я посмотрела вперед — вполне широкая заасфальтированная дорога устремлялась прямо, оставляя чуть слева аккуратное, поросшее с одной стороны плакучими ивами, озеро. По обе стороны от дороги располагались домики, домишки и избушки разной величины и степени новизны, огороды с одной стороны, сбегали прямо к озеру, с другой стороны — к лесу. Дорога по той улице, что слева, была вымощена булыжниками и виляла куда-то аж за пригорок. На пригорке виднелась капитальная двухэтажная постройка — то ли школа, то ли сельсовет, отсюда было плохо видно. А та улочка, что справа — уходила с грунтовой дорогой резко вниз, в долинку. И везде домики тоже были примерно одинаковые.
Ну вот… направо пойдешь — коня потеряешь, налево — что-то там еще, я уже забыла… в общем, засада, кругом одна засада.
И что дальше?
Но не успела я окончательно расстроиться, как мимо меня на велосипедах проехала стайка мелких пацанов. Они громко переговаривалась, ругая какого-то Сережку, но со мной поздоровались все, дружно.
Я успела ухватить за рукав ближайшего мальчишку:
— Стой!
Он остановился, удивленно-настороженно глядя на меня. Мелкий, загоревший до черноты, заросший до невозможности, с блестящими живыми глазами и россыпью конопушек.
— Заработать хочешь? — предложила я. — Дам рубль, если довезешь сумки до моего дома.
У пацаненка глаза стали по пять копеек.
— Видишь, я с гипсом, — продемонстрировала я руку, — сама не дотащу. Нанимаю тебя с велосипедом, как такси.
— Хорошо, тетя Лида, — обрадовался пацан, а потом недоверчиво добавил. — Точно целый рубль? Покажи!
Я показала, мне не жалко.
— Бумажный, плохо, — покачал головой пацан, — А у тебя мелочью будет?
Я достала кошелек и нашла там по пять и десять копеек как раз рубль.
— Пойдет! Только ты мамке моей не говори, а то отберет, — рассудительно добавил пацаненок, я согласно кивнула и договор высоких сторон был принят на высшем уровне.
