сестра, когда я проводил ее к жилым корпусам гимназии.
— Ничего, еще посидим и с Митей, и с отцом и мамой, — заверил я. Поцеловав сестру в щеку, я проводил взглядом ее стройную фигурку, исчезающую в дверях.
А еще через несколько дней я наконец-то смог встретиться с цесаревичем. Мне было, что ему предложить. Кроме солидного предложения Хмелёва, имелось и еще кое-что. Дело касалось вооружения армии.
В настоящее время большая часть Европейских стран, такие как Великобритания, Северогерманский союз, Австро-Венгрия, Италия и Франция активно искали для своих войск подходящую винтовку и соответствующий патрон. Инженеров было много, все они предлагали свой продукт. Зачастую винтовку принимали на вооружение, а уже через год от нее отказывались.
Прямо сейчас в армии проходили испытания. По их результатам Россия собиралась закупить 6-ти линейную винтовку чешского оружейника Крнка, образца 1858 г. В Академии ходили слухи, что на вооружение ее примут уже в нынешнем, 1869 году.
Я ничего не знал о данной винтовке, ни плохого, ни хорошего, так как просто не интересовался подобными вещами в прошлой жизни. Но в газетах случайно нашел и еще кое-что — упоминание об американском полковнике Хайреме Бердане, который активно рекламировал свое творение. Несколько тысяч винтовок его конструкции находились на вооружении отдельных полков русской армии, но их особо не продвигали, а теперь и вовсе, решили сделать ставку на Крнка.
Меня буквально током пробило, хоть я ни разу не оружейник. Ведь винтовка Бердана — это знаменитая «берданка», которую будут использовать еще лет 80, до времен ВОВ.
И это было то, что нам нужно! Не стоит торопиться с Крнком. Есть смысл пригласить полковника Бердана в Россию, оценить его винтовку, модернизировать ее по возможности и запустить в производство. Тем более, он и насчет американских револьверов может что-то подсказать. Наверняка у него на примете есть модели, которые уже успели себя зарекомендовать во время покорения Дикого Запада.
Так что мне было о чем поговорить с Николаем.
Бомбоньерка* — красиво оформленная и перевязанная коробка для конфет.
Учеба продолжалась. Дни мелькали один за другим, недели превращались в месяц, а там и очередной сезон уже закончился.
В марте, на день именин, я подарил Архипу Снегиреву шикарную губную гармонику немецкой фирмы «Hohner» с солидной серебряной накладкой.
Архип давно мечтал о такой, но позволить себе не мог. Жалование рядового гусара даже на войне было меньше пятидесяти копеек в месяц. Другое дело, что денщикам жилось немного лучше, особенно если их господа время от времени помогали им деньгами.
— Ох, вашбродь, да что ж вы в такие расходы вошли? — Снегирев взял гармонику двумя руками, словно боясь, что она разобьется. Голос его дрожал от волнения. — Ни в жись вашей доброты не забуду!
— Пустое, Архип, ты заслужил. Вот вернемся в Ташкент, там и медаль получишь.
С тех пор я часто слышал, как Снегирев в соседней комнате играет на гармонике. Хотя привередливым барышням, которые время от времени осчастливливали меня своим вниманием, простенькая музыка не нравилась. Как метко заметила одна из них «она мешает сосредоточиться».
Семь раз я встречался с великим русским писателем Тургеневым. Правда, пока его великим не считали. Маститым, солидным, но не великим. Слава придет к нему чуть позже. Он подробно записывал мои рассказы, задавал наводящие вопросы и под конец так воодушевился, что не выдержал и воскликнул.
— Эх, была, не была, после ваших рассказов я теперь и сам намерен посетить Среднюю Азию. Что скажете, Михаил Сергеевич?
— Скажу, что генерал-губернатор Кауфман будет вам рад. Да и Бессмертные гусары.
Тургенев действительно уехал. Однако почему-то не в Азию, а в Баден-Баден, что в Германии, собираясь именно там закончить работу.
Из Америки пригласили полковника Бердана, который около трех недель демонстрировал военным свою винтовку. Комиссию не удовлетворила система откидного затвора. Бердан пообещал в кратчайшие сроки продемонстрировать вторую модель, уже с продольно-скользящим затвором, он как раз ее доделывал. Американец уехал к себе, ситуация на какое-то время подвисла в воздухе.
Зато все, что касалось железных дорог, двигалось весьма неплохо. Хмелёв может и имел какие-то подозрения насчет меня и моих взаимоотношений с цесаревичем, но держал их при себе. А что ему нервничать и волноваться? Мою репутацию поддерживал сам наследник, так что можно ни о чем таком не думать.
С моей подсказки Николай назначил правлению железной дороги встречу в Зимнем дворе. Там же присутствовал и министр путей сообщения Мельников Павел Петрович. В результате переговоров государство обязалось выделить определенную, весьма крупную, сумму на строительство новых дорог, Министерство должно подготовить соответствующие проекты, а правление брало на себя техническую часть — строительство.
Хмёлев, когда мы с ним встретились, едва ли не прыгал от воодушевления.
— Великие дела делаем, Михаил, — он с жаром пожал мне руку и долго благодарил за встречу с цесаревичем. Естественно, без вознаграждения я не остался. Даже странно немного, как быстро изменилась судьба. Еще три года назад я жил в провинциальном Чугуеве, влез в долги, а тут оказался буквально на коне. Но меня больше волновал другой вопрос.
— Алексей Константинович, вы мои деньги вложите лучше в будущую железную дорогу. И вы случаем не забыли о просьбе найти толкового инженера?
— Нет, не забыл. Я встречался с несколькими людьми, но на проверку они оказались таким мусором… В общем, подождите до осени. А деньги ваши я вложу, не сомневайтесь. Я даже расписку готов вам выдать.
Благодаря настойчивости цесаревича дело двигалось быстро. Уже в мае 1869 г. в ряде крупных газет появились статьи, что началась документальная и техническая подготовка к строительству сразу двух железнодорожных веток. Москва-Брянск-Киев-Одесса и Москва-Саратов-Оренбург. И это не считая Московско-Брестского направления, которое осуществлялось без нашего с Николаем участия.
В известной мне истории Российская Империя развивалась схожим образом. Но сейчас проекты начались лет на десять раньше.
Первый курс в Академии носил название «младшего». После сдачи экзаменов мы две недели провели в поле, проходя так называемую глазомерную съемку окрестностей Петербурга. В июле нас отпустили на каникулы, и я с чистым сердцем поехал домой, в Медвежьи Озера. За год я устал, и теперь просто хотел отдохнуть. Собралась вся семья — родители, закончивший третий курс Митя и Полина.
Хмелёв предлагал познакомить меня с председателем правления Рязановым с тем, чтобы я поехал с его семьей в их имение под Тулой, но я категорически отказался. Лучше провести свободное время с родными, да и Рязанову нет нужды знать мое имя и мою связь с цесаревичем.
За лето
