Будет сенсация, невесело думал он, медленно снижаясь в крайнем правом ряду в закатную темно-синюю бездну к подножию Аю-Дага, где в этот час уже зажигались огни одного из самых старых аристократических поселков врэвакуантов. Лучников-старший на пятнице у Нессельроде! Он давно уже стал манкировать традиционными врэвакуантскими салонами, имитирующими «нормальную русскую светскую жизнь». Давно уже, по крайней мере, пару десятилетий назад стала чувствоваться в этих «средах», «четвергах» и «пятницах» нестерпимая фальшь: на Острове создавалось совсем иное общество, но в замкнутом мирке врэвакуантов все еще поддерживался стиль и дух серебряного века России. Его уже и приглашать перестали, то есть нс напоминали, по обижались до сих пор — экий, мол, видите ли, международный европейский этот Лучников, гнушается русской жизнью. Трудно было не стать космополитом на такой космополитической «плешке», как Остров Крым, но находились, однако, «мастодонты», как их называл Андрей, которые умудрялись поддерживать в своих домах из поколения в поколение выветривающийся дух России. Таким и был старый Нессельроде, член Вр. Гос. Думы от монархистов, совладелец оборонного комплекса заводов на Сиваше.
Вдруг этот Нессельроде стал названивать: что же вы, Арсений Николаевич? Как-то вы оторвались от нашего общества. Почему бы вам не заехать как-нибудь на нашу «пятницу» в Артек? Были бы счастливы, если бы и Андрей Арсениевич вам сопутствовал… У нас сейчас, знаете ли, вокруг Лидочки группа молодежи, и ваш сын, так сказать, едва ли не кумир в их среде… Эти, знаете ли, новые идеи… не доведут они до хорошего нашу армию… но что поделаешь, и нам отставать нельзя…
До сих пор мастодонты не говорили: «нашу страну» и даже «наш Остров», но только лишь пашу «русскую временно эвакуированную армию», нашу «базу эвакуации»…
Арсений Николаевич что-то мычал в ответ на эти приглашения, он и не думал ими воспользоваться, тем более, что островные сплетни донесли, что дамочки Нессельроде нацелились на холостяка Андрея.
И вот теперь вдруг сел в свой старый «Бентли» и меланхолически поехал в Артек, признаваясь себе, что делает это из-за какого-то смехотворного протеста перед современной аморальностью, когда циничный богач без лишних слов покупает молодую изящную даму… Как все это пошло и гнусно… лучше уж хоть на минуту, хоть фиктивно, хоть фальшиво окунуться в век минувший…
На даче у Нессельроде шла их обычная «пятница», но в то же время царило необычное возбуждение. В глубине гостиной великолепный пианист Саша Бутурлин играл пьесу Рахманинова. Это было традицией. Существовала легенда, что Рахманинов, бывая в Крыму, останавливался только у Нессельроде. Если не было профессиональных пианистов, сама мадам Нессельроде садилась за инструмент и играла с экспрессией, временами обрывала игру, как бы погружаясь в страну грез или даже, как говорили полушепотом, в страну воспоминаний. В креслах сидели старики в генеральских мундирах и в партикулярном платье. В смежном салоне — среднее поколение, финансисты и дамы играли в бридж. На открытой веранде смешанное общество, преимущественно молодежь, общались уже в современном стиле — стоя, с коктейлями. Там был буфет. Вот там-то, на веранде, над морем и царило, как сразу заметил Арсений Николаевич, необычайное оживление.
Когда Арсений Николаевич вошел в гостиную, ему, конечно же, было оказано чрезвычайное внимание, но отнюдь не столь чрезвычайное, как он первоначально предполагал. Михаил Михайлович, роскошный, во фраке, раскрыл, конечно, объятия, и Варвара Александровна предоставила все еще великолепную руку для поцелуя, но оба супруга выглядели взволнованными и даже растерянными.
Оказалось, что мирное течение нессельродовской «пятницы» было прервано сегодня самым невероятным образом. Костю, младшего сына Нессельроде, привезли из Ялты сильно побитого, в разорванной — вообразите — одежде, да и одежда, представьте, Арсений Николаевич, какая-то варварская — джинсы и майка со знаками этих невозможных яки.
Должно быть, Костя участвовал в сегодняшней потасовке на Татарах. Вот именно, и это совершенно невозможно, Арсений Николаевич, чтобы юноша из хорошей семьи ввязывался в грязные уличные истории. И вот вы, Арсений Николаевич, приехали к нам сегодня так неожиданно, но очень кстати. Но почему же «кстати», позвольте узнать, милая Варвара Александровна. Какое же, позвольте, я имею отношение к… Ах, Боже мой, excuse moi, самое прямое. Арсений Николаевич, как это ни печально, но именно ваш внук Антон… простите, но именно всеми нами любимый ваш Тоша и вовлек нашего Костеньку в это дикое движение «яки-нациоиализма», он его сегодня и потащил на Татары. Мы прочим Костеньке дипломатическое поприще, но это, вы понимаете, не вяжется с уличными потасовками. Да ведь это и опасно для жизни, в конце концов… Там была «Волчья Сотня».
— Там была «Волчья Сотня», — хмуро сказал Михаил Михайлович, — и хулиганы из «Красной Стражи». Сбежалась всяческая шваль — и просоветчики, и прокитайцы, и младотурки уже ехали, по, к счастью, опоздали. Я звонил полковнику Мамонову в ОСВЛГ и завтра же буду ставить вопрос на думской фракции. Вот вам первые цветочки нашего пресловутого ИОСа, ягодки будут потом… И вы знаете, что они называют себя «сосовцами»? Новая партия — СОС, Союз Общей Судьбы. Нет, их там сегодня не было, но именно они и заварили всю эту политическую кашу на нашем Ост… простите, в Зоне Временной Эвакуации…
— СОС? — переспросил Арсений Николаевич.
— Разве ваш сын не говорил вам об этой новой партии? — вполне небрежно осведомился подошедший вылощенный господин с моноклем в глазнице, явный «осваговец».
— Позвольте представить, — тут же сказала Варвара Александровна. — Это наш дальний родственник Вадим Анатольевич Востоков, служащий ОСВАГа.
— Я не видел своего сына уже несколько педель, — сказал Арсений Николаевич. — Он прилетает только сегодня ночью.
— Разумеется, из Москвы? — В. А. Востоков был улыбчив и любезен.
— Рейсом из Стокгольма, — сухо ответил Арсений Николаевич и вышел на веранду. Он давно уже заметил там свою собственную костлявую, длинную, чуть сутуловатую фигуру с его собственным длинноватым носом, то есть своего обожаемого внука. Антон явно был в центре внимания. Он что-то вещал, размахивая руками, то подходил к пострадавшему Костеньке и опускал на плечо соратнику руку вождя, то усаживался с бока-, лом виски на перилах веранды и вещал оттуда, а Лидочка Нессельроде и еe гости, все в греческих туниках (так, вероятно, была задумана сегодняшняя «пятница» — молодежь в греческих туниках), следовали за ним и внимали.
