Осень. Пока еще теплая. Около восемнадцати-двадцати градусов тепла по ощущениям. По Цельсию, естественно, которого тут никто и не знает, как и Фаренгейта.
И не будут уже знать.
Стоградусную шкалу между точкой замерзания и точкой кипения воды я сегодня уже введу. А какой термометр будет — спиртовой или ртутный, это мне стеклодув расскажет. Назову я это наваррским градусом — одну сотую шкалы. Хорошо звучит фраза: «Сегодня холодно, минус двадцать пять наваррских градусов в тени». А то на восток от Франции никто и не знает, что есть такая земля — Наварра.
Идеологически обосновать одновременное существование положительной и отрицательной шкалы в современных теологических реалиях — как два пальца об асфальт. Летоисчисление у нас от Рождества Христова также имеет положительную и отрицательную шкалы. Сиречь такой принцип уже апробирован матерью нашей католической церковью… И кто тянет на нас, тот еретик!
Вот так вот: мы-то дураки, а вы-то — нет?
А там и Ленкиному отцу подкину идейку анероид скомстролить. Простая же до гениальности конструкция. И будут все моряки поминать добрым словом «барометр Тиссо». Золотая жила, если удастся еще и механизировать как-то этот процесс. Вот уже и первая секретная вундервафля наваррского флота образовалась. Самосевкой до барометра тут еще сто лет не допрут. Прости, Паскаль, но мне это нужно прямо здесь и сейчас.
Откуда я все это знаю? Так в моей юности не было компьютеров, зато были журнал «Юный техник» и книжка «Внеклассные занятия по труду с младшими школьниками». Так-то вот. Это вам не поколение ЕГЭ, которое только и умеет, что угадать один ответ из нескольких ЗАРАНЕЕ ПРЕДЛОЖЕННЫХ.
Под мысом со стороны бухты виднелась небольшая лагуна, в которой в двадцать первом веке обязательно бы сделали марину для маломерных судов. Учебная шхуна или бригантина здесь нормально разместятся, как и вельботы для отработки упражнений с веслами и парусами. В шторм им тут будет комфортно. Мыс закрывает от ветра, а большие камни, торчащие из воды, ломают волну на подходе к лагуне.
Действительно очень хорошее место для морской академии. И от города совсем недалеко, и уединенно одновременно. Есть куда в увольнение курсантов погулять отпустить, а в самоволку за выпивкой особо и не побегаешь.
Толстая круглая башня из бежевого дикого камня, похожая на ожиревшую шахматную туру, возвышалась над оконечностью мыса, занимая господствующее положение. Высота ее была где-то с пятиэтажный дом, и она вполне годилась на роль донжона будущей крепости.
— Кто знает, как называется это место?
— Сокоа, сир, — моментом выдал справку Микал.
Все расползлись по «развалинам», высматривая дефекты.
Мы с шутом пошли в сторону пролива, который пока интересовал меня больше всего.
— Сокоа… Странно, что барон забросил такое прекрасное для наблюдений за морем место, — вырвалось у меня.
— Скорее у него не было интересов в море, а содержать башню с гарнизоном стоит денег. А без гарнизона разоришься на ремонте. Дешевле бросить, если нет в том крайней необходимости, — философски заметил мой шут, отдавая повод своей коняшки Марку. — Я давно заметил, куманек: как только человек покидает жилище, казалось бы, — что от этого камням? Но это жилище, постояв пустым, умирает и начинает распадаться, как труп. Разве что не пахнет так отвратительно. А ведь многие люди считают руины живописными и романтическими. С придыханием произносят слово «антик». С чего бы это?
— Дураков разных много. На всех не угодишь, — буркнул ему в ответ старый музейщик.
А что ему еще сказать. Лекцию прочитать об античной культуре и ее роли в сотворении Европы как таковой? Так ведь Ренессансу сейчас всего лет шесть — младенческий возраст. С тех пор как антично образованные греки массово сбежали от турок в Италию. И привезли с собой богатые библиотеки античных авторов, совсем забытых в Европе.
— Это ты правильно сказал, куманек. Очень точно подметил, — польстил мне шут, точнее — прикололся.
— Будешь мне врать — прикажу выпороть, — ответил я цитатой из «Короля Лира».
Оглянувшись по сторонам, нет ли поблизости чужих ушей, дю Валлон сказал, понизив голос:
— Порой мне кажется, куманек, что ты старик, проживший длинную и бурную жизнь, а не юноша, впечатленный заманчивым грядущим.
Кстати, не первый раз уже проницательный поэт подкатывает ко мне с этим интересом. В ответ я просто поменял тему, съехав с опасного направления мыслей шута.
— Кум, как думаешь, во сколько обойдется восстановить бастиду, поставить ограду с зубцами, очистить колодец и построить два корпуса — учебный и жилой по типу монашеских келий?
— Добавь, куманек, еще галерею от солнца, потому как летом оно будет печь жарко, — отстал от меня шут со своими подозрениями.
— Поспят в сиесту — здоровее будут, — буркнул я.
— Ты никак тут крепость решил основать под видом картографической школы? — поделился шут своими подозрениями.
— Крепость не крепость, но форт — обязательно. И на северном мысу тоже. У этой бухты должна быть надежная защита от вторжения.
— Не каждый требушет добьет до острова, — заметил дю Валлон, приставляя ко лбу ладонь козырьком.
— Pushki добьют.
— Pushki? А что это такое?
— То же, что и бомбарды, только лучше. Как раз вот тут, на этой площадке перед башней, так и просится поставить шестиорудийную батарею, которая будет стрелять как минимум двадцатичетырехфунтовыми ядрами. А то и в тридцать шесть фунтов.
К выходу из бухты красиво шла «Морская лань», поставившая пока еще не все паруса. Глядя на неф, я мечтательно завел глаза под брови, представляя, как будет валиться в воду рангоут вражеского корабля, сметаемый книппелями с этой батареи. На береговую батарею можно поставить такой калибр, который ни одна посудина не выдержит.
— Можно, конечно, выточить такую большую каменную сферу… — протянул шут, также любуясь кораблем. — Но тебе много их будет нужно. Сотнями. Да все каготы по обе стороны Пиренеев пупы надорвут, но столько, сколько тебе надо, таких ядер они не наваяют.
— И не надо, — улыбнулся я. — Будут чугунными. Такими ядрами даже легче борт корабля пробивать.
— Я бы все-таки поставил старый надежный требушет, — подытожил шут наше совещание. — А пристрелять его по проливу — всего лишь дело времени. Залпом из шести требушетов можно очень хорошо накрыть любой корабль до потери им плавучести.
— Так, — повернулся я к свите, которая увлеченно лазила по заброшенным укреплениям, и, повысив голос, спросил: — У кого какие мнения по поводу этой башни?
