– Похоже, тому миру скоро грянет какая-то глобальная задница, – предположил я. – И тут возможны два варианта: она или природная, или рукотворная.
– Нет, – возразил майор, – вариант с рукотворной, то есть каким-то заговором, начисто отпадает. В этом случае, заподозрив, что мне тоже про него известно, Палыч провел бы нашу встречу совсем не так. И уж точно ничего бы не стал говорить, это сто процентов. В общем, если там что-то и будет, то это какой-то катаклизм. Причем уже сейчас можно сделать кое-какие выводы. Если бы к нему можно было гарантированно подготовиться всей страной или даже человечеством, то давно бы в прессе стоял вселенский хай. Потому как приход внешней опасности – это же золотое время для всякого жулья и ворья, как у нас, так и за бугром. Но ничего такого и близко нет, а это может означать, что ситуация очень серьезная. Спасти получится только меньшинство, и оно готовится в строгой тайне, чтобы всякая мелочь не путалась под ногами с воплями «и мы тоже хотим жить». И, кажется, я представляю, как можно хотя бы приблизительно представить себе характер грядущих неприятностей. Дело в том, что о них должны предупредить ученые, а это не самая управляемая публика, вполне может и проболтаться. Значит, надо внимательно исследовать, в какой области знаний – астрономии, климатологии, еще где – за последние год-два смертность повысилась настолько, что это выходит за пределы нормальной статистики.
– Хорошо, – кивнул я, – попробую этим заняться.
Женя, который до сих пор скромно сидел в сторонке, вдруг встрепенулся, вскочил и заявил:
– Прошу слова!
– Бери, – пожал плечами я.
– Это ты бери, – заявил наш эскулап и вручил мне какую-то бумажку с разноцветными клеточками. Внутри они содержали цифры.
– И вы смотрите, вас это тоже касается, – уточнил Женя для дяди Миши, Попаданца и Поля. – Помните, я говорил, что воздействие перехода на организм зависит от биоритмов? Так вот, это подтвердилось, и мне удалось составить прогноз на ближайшие двести дней для Николая. Глядите сюда, каждая клетка означает день. Ее верхняя часть – влияние перехода из прошлого в будущее, нижняя – наоборот. Черный цвет означает резко отрицательное действие, красный – умеренно отрицательное, белый – никакого действия не происходит вовсе. Зеленый – влияние перехода очень положительное, даже регенерация ускоряется. Желтый – тоже неплохо, но действие куда слабее. И, значит, если кто-нибудь вдруг вздумает устроить подряд несколько переходов по черным дням, то мы, скорее всего, после этого вынуждены будем его хоронить. Или как минимум очень серьезно лечить. Если же ходить туда-сюда только в зеленые дни, то можно потихоньку начинать строить планы, как отпраздновать столетний юбилей.
Я присмотрелся к своей бумажке – черных клеток там было всего три, да и то не целиком, а наполовину. И уточнил:
– Вот, двадцать первая с левого края клетка. Верх черный, низ желтый. То есть в этот день отсюда туда нельзя, а оттуда сюда можно, но лучше подождать пару дней, там будет клетка с зеленым низом. Так?
– Совершенно верно.
– Тогда меня, пожалуй, начинай обследовать прямо сегодня, – вздохнул дядя Миша. – Потому как для моего организма почему-то что ни поход в будущее, то сплошной ущерб здоровью. Вон, сегодня и был-то там всего минут сорок, а уже поясница разболелась и давление повысилось. Может, я такой урод, у которого вообще все клетки черные или красные?
– А у меня, наверное, все белые, – пожал плечами Матрохин. – Сколько раз туда-сюда ходил, и даже не чихнул. Но и никакого подъема сил тоже не припомню. И вообще я, с вашего разрешения, все же хотел бы уточнить кое-что про грядущую большую задницу. Коля, ты говорил, что возможность перехода сохранится еще года полтора, это мне понятно. А вот уточнение «по часам мира с более медленным временем» – не очень.
– Чего же тут непонятного? Где в данный момент меньше кристаллов, там и идет отсчет. И, по моим последним прикидкам, осталось не полтора года, а что-то в районе одного.
Поль вроде бы уже понял, куда клонит Попаданец – он смотрел на него с заметным и каким-то не очень хорошим интересом. Дядя Миша, казалось, вовсе не слушал Сашиных речей, внимательно изучая мою бумажку с разноцветными клетками.
– Так вот, – закончил Матрохин, – только от нас зависит, наступят события в двадцать первом веке до закрытия возможности переходов, примерно во время нее или существенно после. И решение этого вопроса, по-моему, приоритетнее, чем выяснение, какой именно песец придет в двадцать первый век через два с половиной года.
Ай да Попаданец, подумал я, ай да жертва ЕГЭ. Или он успел проскочить еще до запуска этого конвейера по производству идиотов? Как бы то ни было, ему удалось быстро и точно сформулировать то, о чем я только начинал задумываться. Однако вопрос, действительно, очень важный, и обсуждать его следует по правилам проведения военных советов. Кто тут нас самый младший по званию? Наверное, все-таки не Поль, а Женя.
Я ожидающе уставился на нашего эскулапа.
– Блокирование переходов будет навсегда или на какое-то время?
– Нет, не навсегда, а примерно на год. Опять-таки по времени мира с меньшим количеством кристаллов.
– Значит, нам надо максимально сократить походы туда с решающим кристаллом. С тем, чтобы наши потомки через год паузы, за который у нас пройдет триста лет, смогли заново открыть переход еще в докатастрофические времена. Потому как сколько народу мы сможем сюда эвакуировать? Максимум несколько десятков, да и то не факт, что получится. А при попытках увеличить количество хотя бы до сотен власти обязательно просекут фишку и вмешаются. Мне даже страшно подумать, что тут будет в таком случае. В предлагаемом же мной варианте здесь уже может оказаться сравнимое по силе государство, что позволит сделать существенно больше, чем сейчас можем мы.
– Присоединяюсь, – кивнул Попаданец.
– Аналогично, – это уже Поль. Причем он явно хотел что-то добавить, но сдержался.
– Я тоже так считаю, – подал голос дядя Миша.
– Ну, а от моего мнения, получается, и вовсе ничего не зависит, но я тоже «за».
Сказав это, я посмотрел на Поля – будет он теперь, когда решение уже принято, озвучивать какие-то явно имеющиеся дополнительные соображения? Но брат Хани только еле заметно покачал головой.
Выждав три дня, за которые в моей таблице подоспела клетка с желтым верхом, я перебрался на дачу около Прудов. До благоприятного обратному переходу момента оставалось еще пять дней. Их я потратил в основном на поиски металлолома. Подготовил к эвакуации часть заброшенной железной дороги в лесу неподалеку от своей бытовки, а потом поехал в Москву. Там, помимо посещения работы, занялся примерно тем же самым, то есть поисками мест, где плохо лежит немалое количество бесхозного железа. В процессе которых вынужден был признать, что хоть в чем-то нынешние власти преуспели – таких мест оказалось неожиданно мало, и каждое из них было достаточно неудобным. Эх, где вы, начало девяностых, когда только в шаговой доступности от дома имелось четыре заброшенных стройки с кучей ржавых железяк на каждой? Теперь же мне приходилось рыскать по всей столице. Правда, в упоминаемом недавнем прошлом не было гугла с его спутниковыми картами, которые здорово помогли в поисках.
