досталась мне. Да и то почти случайно — я спустился к речке смыть с лица паутину, и заметил в осыпавшемся песчаном берегу кусок кирпичной кладки. Правда потом пришлось повозиться, чтобы его откопать...
— Интересное сооружение, — сказал я, поднимая над головой фонарь. Сводчатый потолок был изъеден плесенью, на каменном полу блестели лужи. Где-то далеко внутри отчетливо капала вода.
— Лет двести назад построили, — сказал Гиена. — Или больше.
— А что это вообще такое? — спросил я.
— А хрен его знает, Боня, — Гиена пнул обломок кирпича. — Убежище на случай непонятно чего. Мода что ли была такая до баниции. Зароют такой вот дом под землю, натащат туда всяких припасов, а потом оно тут гниет. Мы с братьями находили парочку таких. В одном даже думали устроить себе что-то вроде штаба на случай, если придется скрываться, но очень уж бестолково оно было расположено. Как и это... Мокрое все. Того и гляди затопит, вплотную к реке, додумались тоже...
— Река, похоже, русло чуть-чуть поменяла, — сказал я, трогая пальцами накорябанный на стене знак «Лучезарной пирамиды». — Ладно, давайте посмотрим, есть ли тут что-то полезное...
Комнат в этом подземном здании оказалось шесть. Три довольно просторных и три совсем небольших. На самом деле, построено-то было на совесть — в одной из маленьких комнат имелась топка. Правда, сейчас она была забита каким-то мусором, но сам факт ее наличия означает, что всю эту конструкцию собирались обогревать. И вода была подведена тоже.
В одной из маленьких комнат был кучей свален разный хлам. Битая посуда, старые консервные банки, некоторые даже не вскрытые, еще с имперскими этикетками.
Еще в одной маленькой комнате навели какой-никакой уют. Там были сколочены топчаны из досок, на которых лежали отсыревшие матрасы. Воняло мокрыми тряпками.
— Это когда же здесь в последний раз были-то? — спросила Натаха, осторожно касаясь пальцем пустой кружки на импровизированном столе из бобины от каната.
— Весной, скорее всего, — сказал Гиена. — Газета этого года.
Но трогать заляпанный грязными пятнами листок он не стал. Похоже, посетители что-то пили и чем-то закусывали. И остатки закусок так и побросали. Рыбьи кости и заплесневевшие куски непонятно чего так и валялись.
Две больших комнаты были пусты. А искомая наша пещера Аладдина обнаружилась в третьей самой последней.
Оформили ее как музей. Наверное чтобы казалось, что ценностей здесь собрано больше, чем есть на самом деле. Под каждый крупный предмет соорудили что-то вроде помоста, а мелочь расставили на полках.
— Богачество, смотри-ка! — хохотнул Гиена. — Золото-бриллианты!
— Помолчи, Гиена, — сказал я, разглядывая уродливую статуэтку-идола с жутким совершенно лицом и скалящейся пастью. Она здесь была самой большой и стояла в центре комнаты. — Я примерно на что-то такое и надеялся. Это же явно какие-то реликвии местных народов. Которые наши сектанты стащили сюда и устроили этот вот музей.
— И кому этот хлам нужен? — Гиена презрительно оттопырил губу, снимая с полки глиняную птицу с раскрытым клювом. Когда-то она явно была ярко раскрашена, но теперь краски потускнели.
— Университету, — хмыкнул я. — Я же историк. Мне как раз и полагается этот хлам изучать.
— Тогда давайте это добро уже наружу таскать, — Гиена поежился. — А то очень уж тут промозгло. И воняет.
Спустя еще часа полтора я подогнал шишигу поближе к входу, и мы принялись складывать нашу добычу в кузов. Один кособокий горшок с нарисованными на боку фигурками оленей Гиена все-таки расколотил. Но выбрасывать осколки я все равно не стал, несмотря на его зубоскальство.
— Ну что, видите что-нибудь знакомое? — я обвел жестом разложенные на траве предметы.
— Вот эти штуки с круглыми головами я много раз видела, — сказала Натаха, показывая на невысокие каменные статуэтки. По косвенным признакам изображали они явно женщин. На круглых лицах одинаковое безмятежное выражение с закрытыми глазами. — В деревнях такие стоят на отшибе. И к ним до сих пор даже приходят с дарами и поклонами, когда есть подозрение, что роды могут пойти как-то не так.
— Такого страховидла ни разу не видел, — покачал головой Гиена, ткнув пальцем в центральное идолище. — А вот птичек глиняных постоянно на базаре продают. Как талисманы счастливой семейной жизни. Только есть у меня подозрение, что продавцы их сами же и делают.
— Ну есть шанс, что здесь хоть есть хоть один оригинал, — я пожал плечами.
— Маски жуткие такие, — Натаха поежилась. — Шаманские, скорее всего.
— Ладно, давайте все это в кузов, — я махнул рукой. — В университете буду разбираться. Синильгу привлеку, она наверняка больше нашего знает. И менгиры нам еще надо грузить...
Вот с менгирами мы дольше всего и провозились. Здоровенные каменюки весили совершенно немилосердно. Чтобы затащить их в кузов, пришлось снова спускаться в грязное подземелье и искать там хоть сколько-то целые доски. С песнями и плясками, при помощи веревок и сала, мы таки затянули эти чертовы охранные кладбищенские столбы в машину. Чуть не бросили эту затею как безнадежную, на одних только понтах справились. Ну как же, пообещали бабке, что привезем. А что такого-то? Проще пареной репы же...
— Вам бы в баньке помыться, — с явным сарказмом сказала бабка, когда мы, опять-таки, с шутками-прибаутками поставили эти несчастные островерхие камни на места. — Куда вы поедете на ночь-то глядя?
— Нет-нет, бабушка, второй раз я гостеприимства в твоей избушке не выдержу, — сказал я, вытирая со лба пот. И размазывая по нему грязь. Тьфу ты, зараза...
— Тогда ехайте до развилки, где дерево раздвоенное, но сворачивайте не к Вершинино, а в другую сторону. Там что-то вроде постоялого двора в старом монастыре.
— Вообще у меня была идея доехать до Томска ночью, — задумчиво проговорил я. — Но что-то я не уверен, что хватит сил после этого... гм... фитнеса.
«Обратный путь короче, говорили они», — мысленно бурчал я, пытаясь устроиться поудобнее на твердых деревянных нарах этой, с позволения сказать, обители. В другое время я бы, может, с большим любопытством отнесся к этому заведению, но сейчас был что-то такой задолбанный, что отметил каким-то краем мысли, что монахи какие-то не то, чтобы настоящие, только вид делают. Но вряд ли разбойники. Такое впечатление, что монастырь забросили, но его очень быстро нашли какие-то селяне, которые решили, что кресты и религиозная аура
