Хоть не младенец он, а муж бородатый. И заметьте — первым из нас в этом мире приплод дал!
Когда смех прервался, Пашка заметил, что все продолжают на него внимательно смотреть. И парень решил выложить все, что думал о ситуации, благо знал уже достаточно много.
— Сейчас власть не только взять нужно, но и удержать за нами. Просто мы все знаем, чего хотим, пусть не в полной мере, а местные нет — они живут теми реалиями, что вокруг них. А знания есть знания — они свою роль играют. Можно я со своей колокольни скажу, что думаю?
— Ты полное право имеешь, Павел, к чему глыпые вопросы задавать, — совершенно серьезно произнес «Сотник» и оглядел всех «бутырцев». — Ты давно наш, и с нами. Так что всем право откровенно высказываться дано, без всяких обид, и никто его лишен быть не может. Так что говори все.
— Скоро высаживать будем кукурузу и подсолнечник — май теплым быть обещает. Зерно перебрали — по княжьим селам развезли. Перец высадим — семян много, томаты те же — рассада выросла. Про табак я не говорю — эту заразу по вашему наущению многие закурят, чего бы доброго — сама взойдет, семян выше крыши. А вот картофеля пока мало, чтобы на еду использовать, почти все на посадку пойдет. Зато через пять лет уже полторы тысячи мешков соберем, в обиход войдет, благо местные знать будут, как ее выращивать — вот тогда на еду хватит. Картошка самый ходовой товар будет — в здешних местах хорошо произрастает и куда лучше репы. И голод больше грозить не будет, ни одно, так другое урожай даст. Это я к чему говорю, — тут Павел остановился — вопреки ожиданию его никто не перебивал, и даже не шутил. Взрослые мужики слушали очень серьезно, молчали, не сводили с него цепких взглядов, как бы заново оценивая.
— Каждый из нас в определенных областях специалист, и знает куда больше местных. Я это уже на себе понял, когда инвентарь стали делать — тут о плуге и сенокосилке или жатках не помышляют. Вот только весь объем информации мы в жизнь воплотить сможем, когда вся власть у нас в руках напрямую будет. А тогда можно будет наши планы в местные реалии вставить, что-то убрать, там дополнить, а где и заново написать, — и он коснулся пальцами стопочки листов «талмуда». И набравшись решимости, бухнул:
— Михайло Тверской негодный правитель, его как ширму использовать долго нельзя — может умереть бездетным. Пока Иван Московский в порубе сидит, он не опасен. Как и братья его, и дети. Все князья подручники, стоит им уделы пообещать возвратить, только пообещать — живо власть московитов скинут. Да и слаба она — слишком много князей, бояр, дворян, детей боярских под Новгородом побили до смерти. А поместную конницу живо не возродишь в прежнем числе — а нам как я понял, не нужна она. Стрельцы куда опаснее на поле боя будут. Так что дело до конца доводить нужно, а потом законы уже под нашу власть подводить!
— Не ошиблись мы бояре, не ошиблись — Павел Андреевич наш человек, будет, кому дело отцовское продолжить, — без всякой усмешки произнес «Сотник» с заблестевшими глазами. Все переглядывались с улыбками, кивая, и тут Пашка осознал, что все это было представление, устроенное ради проверки одного человека — его самого. А Василий Алексеевич продолжил говорить дальше, негромко, но привычно властно:
— Новгородцы считают, что государь для них только князь Андрей Владимирович. Иной кандидатуры не видят, а решение вече в нашу пользу уже обеспечено. «Золотые пояса» уже унялись, пакостить, конечно, будут, но открыто не выступят — им мужик с ружьем уже мешает. Митрополит как флюгер — вначале грозил анафеме предать, но после того как его самого пригрозили с престола свести, унялся, и руку Москвы не держит — переметнулся на сторону победителя. В Ростове и Ярославле московских наместников изгнали, а «служилые» князья готовы под твою руку перейти, «Воевода», если ты им уделы вернешь частью, из которых их недавно выпроводили. Углич и Бежицкий Верх за тобою — так что владения раза в два побольше тверских будут, от Кашина легко отказаться можно. Но не стоит — тебя там приняли.
— С Михайлой говорил — сам под твою руку просится, «Воевода», — мотнул головой «Сержант». — Осознает, что не сможет всеми землями править. И Кашин просит от него принять, ибо Ржеву получил, и от Торжка отказывается в твою пользу, и от Волока Ламского, князь которого, брат Ивана, в сражении убит. Как и второй братец, из Ярославля, пал…
Недоговоренность в последнем слове Павел уловил, и понял, что в некие тайны его посвящать не будут, слишком от них кровью отдает. И судьба Москвы решена — она не станет столицей, раз ее в чересчур разросшихся размерах, резко сократили. Павел быстро прикинул число княжеств, что под властью отца будут — два «великих» (Тверское и Ярославское), и шесть крупных уделов (Ростов, Углич, Бежицк, Волок Ламский, Кашин и Торжок) плюс две «республики» — Псков и Новгород, а позиции последнего на двинских землях куда прочнее стали. И война неизбежно грянет этим летом — против такой мощной коалиции, к которой, несомненно, присоединятся покоренные московскими князьями «уделы», столице не устоять, она обречена…
Такой была Москва на рубеже 13–14 веков, когда в ней стал править князь Даниил, младший сын Александра Невского, присоединивший к своим владениям Коломну, отнятую от Рязанского княжества, и провел границу по Оке. И умер — никогда не побывав великим князем Владимирским. По действующим традициям, только сыновья великих князей могли претендовать на «великое княжение». И это правило нарушил Юрий Даниилович Московский, который сделал ставку на татар хана Узбека, получив в «обход» ярлык. Но первую победу над ордынцами одержали именно тверичи, князь которых Михаил Ярославич за это был убит в Орде именно московитами.
— Четверть века прошло, сын, как мы в этом мире живем. И ведь совсем другой стала русская земля, иной — так будет правильно…
Андрей Владимирович тяжело вздохнул — возраст у него по нынешним временам, весьма почтенный. Да что там — запредельный уже, семьдесят семь лет. Добавить «семерку», как пошутил «Сотник», то портвейн уже будет, «три топорика», популярный в советское время напиток. Из той категории, которую
